По мере того как я взрослею, отцовские побои становятся все более свирепыми. Он будто по несколько дней копит в себе ярость, чтобы потом сразу всю ее выпустить наружу. Мне очень трудно любить его, и я чувствую себя виноватой. Еще я задаюсь вопросом: какие у него чувства ко мне? Невозможно так поступать с человеком, которого любишь. Любовь такой не бывает. Это пытка. У меня в голове не укладывается, как отец может так обращаться со своей дочерью.
* * *
Из Монреаля мы едем в Нью-Хейвен, и он снова, как и в прошлом году после Торонто, говорит мне, что «переборщил». Говорит, что больше так не будет. Я ему не верю. В Нью-Хейвене мне тяжело, и я проигрываю в первом круге. Он не избивает меня, но даже я вижу, что он сдерживается изо всех сил.
На следующий день у меня пара. На матче его не видно. После я нахожу его пьяным в зоне для игроков.
Он перебрал белого вина и теперь скандалит. На глазах у небольшой группы людей он возмущается едой. Через весь зал швыряет бейглы[12]. Носится из угла в угол и жалуется на качество еды.
Я не выхожу туда, чтобы привести его в чувство, и вместо этого прячусь в раздевалке. Делаю вид, что ничего не происходит. Проверяю свои ракетки. Аккуратно собираю сумку и надеюсь, что сцена, которую он закатил, рассосется сама собой.
Но так не бывает, и мне все равно приходится за ним идти. Кое-как я убеждаю его пойти на автобус до гостиницы. Мы десять минут ждем на остановке, и он все это время продолжает причитать и буянить.
Чтобы перенести это, я отключаюсь и смотрю в пустоту и снова делаю вид, что его нет.
Подъезжает автобус. «Пойдем», – говорю я ему.
Глядя в окно автобуса, я думаю, что так быть не должно.
Мы приезжаем в гостиницу. Я предлагаю ему пойти что-нибудь съесть в надежде, что так он немного протрезвеет.
Пока мы сидим в гостиничном ресторане, ему в голову приходит мысль. Почему-то я должна съесть целую миску брюссельской капусты.
Он заставляет меня заказать ее и есть.
За свою попытку помочь ему я расплачиваюсь тем, что запихиваю в себя тарелку этих ужасных овощей. Я терпеть их не могу. Но у меня нет выбора, кроме как съесть их все.
Я не понимаю, зачем ему это понадобилось. Настолько он пьян.
Ситуация становится все хуже. Я боюсь, что он снова сделает что-нибудь безумное на людях.
9. US Open и Олимпиада, зима 2000 года
Когда я приезжаю во «Флашинг Медоус», где проходит US Open, в голове у меня бардак. У меня нет сил смотреть людям в глаза. Перед «Шлемом» все взволнованы и в приподнятом настроении, но я не могу получить удовольствие от этой атмосферы, потому что моя жизнь – ад. Бирмингем, Уимблдон, Нью-Хейвен глубоко меня ранили. Пока в Южном полушарии начинается зима, я понимаю, что должна как-то спасти отца от самого себя. Предугадать его поведение невозможно, но я еще верю, что теннис может мне помочь. К сожалению, эта вера вскоре в очередной раз пошатнется.
