Он бьет меня снова и снова. Он еще никогда так не делал, и боль адская – колени мгновенно начинают опухать, и до конца отек никогда не исчезнет.
По ходу этого избиения отец говорит, что пару с Рен-не Стаббс я на следующий день играть не буду. Мы должны были выступить в Монреале в качестве подготовки к Олимпиаде.
Потом раздается стук в дверь, и это оказывается сама Ренне. Он уходит в глубину комнаты, пока я с ней разговариваю. Глядя ей в глаза, я выдавливаю из себя: «Я не смогу завтра сыграть». Я понимаю, что поступаю отвратительно. Я чувствую себя отвратительно. Я знаю, что у меня на лице гримаса страха и ужаса. Я не могу скрыть, насколько напугана. Папа возникает у меня за спиной и по-сербски велит мне сказать Ренне, что в матче с Сабин я получила травму, и теперь мы возвращаемся во Флориду. Я неохотно перевожу это. Но Ренне не дура – я вижу, что она прекрасно понимает, что это вранье, и не собирается это так оставлять.
Она обращается напрямую к отцу: «Почему вы не даете ей сыграть пару?»
Я пытаюсь закончить этот разговор. Ренне уходит со словами: «Я сюда приехала, чтобы сыграть с тобой пару, Елена, и мы ее завтра сыграем».
Мое наказание продолжается с ужасающей жестокостью до позднего вечера. Он не пускает меня в душ, не дает мне поесть, хотя я страшно голодная. В конце концов, он идет в гостиничный ресторан, чтобы поесть самому. Мне он велит сидеть на краю кровати: не заснуть и не включать телевизор. Я должна сидеть в тишине.
В комнате темно. Я в ужасе повторяю себе: «Только не засни». Но изнеможение берет свое, и я все же падаю на кровать и засыпаю. Отец возвращается в два часа ночи. Я просыпаюсь и сжимаюсь от страха перед наказанием за то, что уснула. Но он позволяет мне спать дальше.
Наутро колени у меня опухшие и сине-фиолетовые. Голова раскалывается. Сердце болит. Эмоционально я полностью разбита. Отец велит мне собираться в гостиничный спортзал. Мы спускаемся в него, и он заставляет меня бегать. Несмотря на сильную боль, я пробегаю три километра. В конце тренировки он заявляет: «Можешь сыграть пару». Это одновременно и подарок, и наказание. Главным образом я чувствую облегчение, потому что я очень не хотела подводить Ренне.
Скрыть следы отцовской ярости невозможно – багровые синяки у меня на ногах видны всем. Кружась по корту на разминке, я пытаюсь мысленно дистанцироваться от этих ужасных часов – для меня это единственный способ выжить. Когда Ренне видит мои ноги, она спрашивает, в порядке ли я. «Все нормально», – отвечаю я. Такой ответ дается мне с трудом, но понятно, что он меня убьет, если я скажу что-то другое. Папа не смотрит наш матч. У меня получается сыграть хорошо, учитывая, через что я прошла накануне вечером. Колени у меня болят после его туфель, но я играю через боль. Правда, мы все равно проигрываем Аманде Кетцер и Лори Макнил – 6:2, 6:7, 6:7.
