Мили положила руку ему на плечо.
— Я смогу и помешаю, — решительно заявила она. — Пусть Валентин берётся за ремесло, он старший. Папа поймёт, что без его заработка нам не прожить. Но у тебя, родной мой, всё обстоит иначе. Ведь папа не захотел оставлять тебя у дяди Норуа и даже поссорился с ним. Ты ужасно огорчишь его, если будешь настаивать.
— Буду! Буду!
Жиль оттолкнул Мили и снова стукнул кулаком по столу:
— Я пойду к папе в больницу и сам всё ему скажу…
— Ты что, забыл, как он сейчас плохо себя чувствует? Волновать его нельзя. Ты совсем о нём не думаешь!
— Нет, думаю… — протянул Жиль.
— Тем более… Я прекрасно знаю, что даже папа ошибается, но он наш отец, он любит нас, и я прошу тебя только об одном — потерпи немного. Вот когда папа выздоровеет, я сама поговорю с ним. Ты будешь моряком, даю тебе слово!
Наступило молчание. И вдруг Жиль схватил руку Мили, ту руку, которую только что оттолкнул, и неожиданно выпалил:
— Раз ты меня просишь, я останусь. Но ведь я должен что-то делать!
— Будешь ходить в школу.
— А я? — крикнул Жерве.
До этого он молча слушал, что говорят другие, — всё не мог опомниться после похода в больницу. Теперь он даже приподнялся, опираясь руками о стол.
— А я?
— Ты тоже, — ответила Мили.
Жерве снова сел. Щёки у него вспыхнули, глаза засияли, он ликовал: «Буду ходить в школу, как Люка!» Перед ним будто распахнулись врата в будущее, и он, всё ещё не веря своему счастью, даже зажмурился, словно ослеплённый ярким светом.
— Доволен? — спросила старшая сестра, улыбаясь.
Горло у Жерве перехватило, и он в ответ молча кивнул.
Флора показала на него пальцем и расхохоталась:
— Посмотрите, как он покраснел, обрадовался, что в школу пойдёт. Да я бы на его месте…
— А ты, кстати, тоже будешь ходить в школу, — строго сказал Валентин, прерывая её.
— Я? В школу? Ну уж нет! Мили, душечка, ведь правда не буду?
Увы, душечка Мили подтвердила слова Валентина. Флора расшумелась: она ненавидит школу, и, если её заставят учиться, она нагрубит учительнице, и тогда-то её наверняка исключат.
— Так и знайте, я зачахну с горя, — прибавила она.
— Что же это за мученье такое! — крикнула Мили, побледнев.
Все три брата посмотрели на Флору.
— Только о себе и думает! — буркнул Жиль.
Она собралась было возразить, но губы у неё задрожали, она бросилась к Мили и прижалась к ней:
— Мили! Прости меня! Не сердись!
— Вот так-то лучше, девочка моя, — отозвалась Мили и, оглядев всё своё семейство, добавила: — А теперь запасёмся мужеством! Положитесь на меня. Всё у нас уладится, непременно уладится, ведь я так этого хочу! Что-то я ещё должна вам сказать… Ах, да! Я буду работать.
