— Подумай о нас! — умоляла его Мили. — Побереги себя, папочка! Ведь доктор тебя вылечит.
Она обнимала его, гладила по голове, стараясь всячески его утешить.
Больше всего господина Кастиля удручало будущее его театра: что же станется с его любимым детищем? Потом он смирился, ничего другого ему и не оставалось.
Доктор попрощался с ними и ушёл. От сестры Мили узнала, в какие дни и часы можно навещать отца, а сейчас надо уходить: его устроят в палате без её помощи. На глаза девушки навернулись слёзы, но она быстро овладела собой. Раскисать нельзя: все заботы о семье ложатся на её плечи. Надо всех прокормить, надо где-то достать денег…
— Что ж, пойдём, — сказала она брату.
Жерве схватил её за руку и потянул к дверям. До последней минуты он всё боялся, что его оставят тут вместе с отцом — в этой огромной белой больнице.
VI
Прощайте, домино, прощайте, кульбиты!
Новости были восприняты всеми по-разному. Все жалели отца, но зато какие перемены сулило его пребывание в больнице. Флора искренне горевала, узнав, что некоторое время не будет ни театра, ни танцев. Но братья даже и не пытались скрыть свою радость: конец представлениям, кривляниям, кульбитам! Они свободны! Пришло время избавления!
Жиль весело улыбался, а Валентин серьёзно заявил, что Мили нечего беспокоиться, потому что на жизнь будет зарабатывать он.
— Каким образом? — поинтересовалась Мили, огорчённая неуместной радостью братьев.
— Выпекая хлеб да булочки, — зазвенел голосок Флоры.
Мили взглянула на брата:
— Неужели ты ещё не раздумал?
— Конечно, нет. Ты и сама знаешь не хуже меня, — ответил Валентин, и его чёрные глаза заблестели. — Я уже почти взрослый, Мили, и нечего мне заниматься клоунадой, это дело решённое.
— А папа? Когда он вернётся…
— Когда он вернётся, мы с ним поговорим как два мужчины. Тебе разве никогда не приходило в голову, что театр — несчастье нашей жизни!
— Приходило, — с грустью согласилась Мили.
Она приподнялась со скамейки и бросила боязливый взгляд на Жиля. Сидя рядом с Жерве, он уписывал ломоть хлеба. Вид у него был какой-то отсутствующий, на губах застыла улыбка. О чём он думает? Мили даже боялась узнать об этом, но всё же, пересилив себя, спросила:
— Ну, а ты?
Жиль вздрогнул, помолчал и вдруг, стукнув кулаком по столу, да так, что зазвенела посуда, крикнул:
— Я буду моряком! Я поеду в Гонфлер!
— Жиль! — жалобно сказала Мили. — Это невозможно…
— Возможно! Вот увидишь! Дядя Норуа ждёт меня, и я уже давно был бы в дальнем плавании, если бы не папа. Теперь я поеду в Гонфлер, и помешать мне никто не сможет!..
