Ленька велел хлопцам найти Цыбулю, и те рассыпались по дворам. Отыскали кулака в стоге соломы, вытащили за ноги и привели на площадь. Никто не знал тогда, что племянник Цыбули — Сенька ускользнул и яругами подался в экономию Фальнфейна, где жила его тетка.
Чоновцам удалось поймать в огородах двух лошадей продотряда. Других реквизировали у кулаков, и транспорт с продовольствием снова был собран.
Ленька и Сашко обходили помещичий особняк. Они заметили у двери деда с берданкой в руках. На нем были валенки и выцветший старинный картуз.
— Спасибо, дедусь, что охраняешь народную собственность, — сказал Ленька.
— Та надо ж стерегти. Хозяин приказали…
— Что еще за хозяин?
— Пан Шатохин.
— Ты охраняешь барский дом? — рассердился Ленька.
— Так точно, гражданин товарищ уполномоченный.
— Что же ты, не знаешь, что панская собственность стала народной? Почему служишь буржую-барину?
— Та бьють же ж…
— А ты терпишь?.. А ну, сдай оружие и тикай отсюда, если не понимаешь, что твой пост должен охранять общественную собственность.
Сашко вступился за деда Нечипуренко и сказал, что старик — бедняк из бедняков и сам пострадал от пана. Сашко поручился за деда, и Ленька сменил гнев на милость.
— Ладно, нехай будет по-твоему. Только смотри, дедусь, больше не роняй своей бедняцкой гордости перед мелкобуржуазными помещиками. Ты будешь охранять Коммуну, понял?
— Так точно, товарищ командующий, — повеселевшим голосом ответил дед Нечипуренко и по-солдатски поднес руку к полинявшему картузу.
— И не бойся никого. Мы панов загоним на небо, и воспрянет род людской!
— Так точно, товарищ червонный командир!
8
Глубокой ночью чоновский отряд приближался к Юзовке. Здесь уже никто не ждал обоза с хлебом. Знали о том, что произошло в селе Шатохинском.
Печальным был ночной транспорт. На передних повозках, под красной материей, везли тела убитых продармейцев.
На последней бричке сидел связанный кулак Цыбуля. Он злобно поглядывал на конвоира, своего же батрака Сашко, на верховых чоновцев, ехавших рядом.
В шахтерских поселках, мимо которых проезжал обоз, было безлюдно и темно. Еще темнее было на душе у Леньки.
Вот как нехорошо складывались дела. Не дают буржуи строить новую жизнь, и рано сабли в ножны вкладывать. Ошибся Ленька: думал, что война скоро кончится. Новый фронт появился: Врангель лютует. Выходит, зря обнадеживал Ленька шахтерскую мать и говорил, что она в последний раз хату белит…
В город приехали под утро. Военный комиссар Сиротка ждал их.
