Но скоро все поняли, что погоня бесполезна — только коней заморишь. Всадники спешились. Уставшие лошади плелись шагом и тяжело дышали.
Ленька дал Валетке полную свободу и даже повод забросил на седло. Сам шел рядом, остро переживая неудачу. Не поймал своего недруга, не поставил перед собой, чтобы дрожал от страха помещичий выродок.
Вернувшись в село, отряд поехал по широкой улице, где догорали селянские хаты. На площади красноармейцы и незаможники-коммунары подбирали убитых Леньку поразил запах печеного хлеба: это догорал обоз разгромленного продотряда.
Печальный, стоял Ленька над истерзанным телом комиссара Барабанова, вспоминал двоих его ребятишек — Илюшку и Ваню, которые ждут отца с хлебом.
Чоновцы молча ходили по следам недавнего боя. В церкви валялись разбитые иконы. На ступеньках колокольни были, следы крови. На верхней площадке, среди обломков кирпича и пустых гильз, лежала чья-то фуражка. Главный колокол был разбит снарядом: сверху донизу шла кривая трещина, и колокол дребезжал.
Люди сходились на площадь, женщины вытирали глаза, жались к матерям дети. И, как всегда бывает в дни народных радостей или бед, появился седой старец и, легонько трогая струны, запел:
Зажурилась Украина, що нiде прожити.
Гей, втоптала орда кiньми маленкii дiти!
О, маленьких втоптала, великих забрала,
Назад руки постягала, пид хана погнала…
Командир чоновцев приказал бойцам накрыть погибших красными флагами и произнес перед селянами речь:
— Нехай запомнят белые есаулы, что их дело проиграно. И никакие буржуазные танки не помогут вернуть старый режим. Никакой пощады фабрикантам и помещикам!
Дали залп над телами погибших, и сельская беднота снова стала собирать обоз. Будет у рабочих хлеб…
7
Постепенно становились известными подробности боя. Остался жив Сашко, внук председателя комнезама деда Карпо. Мальчишка успел вскочить на коня и под выстрелами умчался на станцию за подмогой.
Сашко привел в село эскадрон красной конницы. Сам ехал на буланой лошадке без седла, показывая командиру дорогу.
Так встретились два давних приятеля, узнали друг друга.
— Ну здорово, — сказал Ленька. — Помнишь меня Сашко?
— Помню, — тихо отозвался мальчик, глядя в землю.
— Как же ты дедушку Карпо не уберег?
Разговор не вязался. У обоих было тяжело на душе.
— Комсомол в селе есть?
— Есть комсомол.
— Кто секретарь?
— Та я ж…
— А комсомольцы?
— Я.
— Один, что ли?
Сашко вздохнул:
— Теперь один. Пятерых убили…
Сельские ребята рассказывали, как местные кулаки помогали добивать раненых. Особенно зверствовал богатей Цыбуля. Он глумился над телом продкомиссара Барабанова и уже мертвому всадил в грудь те самые вилы, которые подарили рабочие селянам.
