Еще через некоторое время Ксюша взяла меня за руку и повела в ванную. Рома с нами не пошел, поэтому там мы наконец смогли прижаться друг к другу. Я заметила, что Ксюша за эти полгода стала эмоционально сильной девочкой. То есть она, как и я, поняла, что выживание с открытой раной в сердце невозможно. Мы научились затыкать свои раны чем придется. Она повзрослела.
Опасаясь реакции папы, Ксюша прямо из ванной повела меня за руку к своему первому велосипеду, который мы еще недавно с таким трепетом выбирали с Ромой в магазине. «Ты уже научилась кататься?» – удивилась я и тут же поняла, что пропустила и никогда больше не смогу пройти этот момент вместе с ней. «Да!» – ответила Ксюша. Казалось, ребенок совсем отошел от стресса. Она даже успела поведать про собачек, которые, видимо, живут поблизости от того места, где ее прячут, и добавила, что скоро они поедут в Геленджик. «Мама, пойдем завтра кататься со мной на велосипеде?» – предложила Ксюша, и Рома это услышал. И милиционер тоже. «Да! Конечно, пойдем, доченька!» – ответила я и перевела взгляд на Рому. Его взгляд не выражал ничего конкретного. «Завтра я приду, и мы пойдем гулять, хорошо?» – обратилась я к Роме. Он нехотя кивнул, и я с радостью поняла, что Проценко ничего не остается, как соглашаться. «Вот и ладно», – сказал милиционер и, пыхтя, открыл дверь, под которой, не думая расходиться, подслушивали свекровь и соседки. Я спустилась, не замечая едких высказываний в спину. Кажется, впервые за последнее время в тот вечер я засыпала с молитвой благодарности. Я была счастлива от того, что у меня такой ребенок, и что Ксюша, конечно же, меня не забыла, и завтра я буду катать ее на велосипеде.
Ни на следующий день, ни в какой другой телефон Проценко не отвечал. Дома тоже больше никого не было. Снова, как и прежде, никому не было дела до распахнутой двери в подъезд. Во дворе не было ни одной соседки, изредка щебетали птицы, пролетая над крышами трехэтажных домов по улице Новороссийской Республики. Недавнее нашествие ничего не оставило после себя. Теплая надежда испарилась, а отчаяние вновь пробило насквозь свинцовой пулей. Смертельной пулей гнева на Проценко за то, что я снова пообещала Ксюше и снова не пришла.
Приближался Новый год. Любимый праздник в этот раз был мне ненавистен. Я мечтала только о том, чтобы он побыстрее прошел. После столь циничного и трусливого исчезновения Проценко на следующий же день после нашей с Ксюшей встречи никакой веры в новогоднее чудо и рождественские сюрпризы у меня не осталось. Следующий за Новым годом праздник – день рождения моей Ксюши – вовсе приводил в отчаяние. Даже не верилось, что в ее третий день рождения меня, мать, могут не допустить к ребенку! Я никогда не проводила праздники вдали от дома и поэтому решила вернуться в Питер, чтобы увидеть друзей и близких, переждать время в кругу родных и как следует подготовиться к суду. В моей голове была теперь только одна дата. 12 января 2011 года. Я жила только надеждой на суд.
