А отношение к Пушкину, как и к классической литературе в целом, говоря нынешним языком, стабилизировалось. «С поэзией прошлого ругаться не приходится – это нам учебный материал», – пишет он в статье «Как делать стихи» (1926). Пушкина оценивает как «наиболее замечательнейшего за всё время существования России поэта», а стихотворение «Я памятник себе воздвиг…» называет «блестящим» (выступление на диспуте о политике Совкино, 1927 год). И в статье 1928 года: «Все рабочие и крестьяне поймут всего Пушкина… так же, как понимаем мы, лефовцы: прекраснейший, гениальнейший, величайший выразитель поэзией своего времени» («Вас не понимают рабочие и крестьяне»). Выходит, и в самом деле, как сказано в «Юбилейном», «у лефов появился Пушкин».
И всё было бы вполне чинно и благопристойно, но не могут угомониться противники Маяковского: как же это наш простой современник поставил себя в один ряд с Пушкиным:
После смерти
нам
стоять почти что рядом:
вы на Пэ,
а я
на эМ.
Этого Маяковскому простить не могли. И словно не замечали шутливого тона поэта. Броские эпатирующие строки, вытеснив остальные, прочно осели в памяти. Критиковали, высмеивали, бранились и всерьез доказывали, что Маяковский не Пушкин, во всём противопоставляя одного поэта другому. Само сближение этих имен и любое спокойное сопоставление их творчества, вероятно, было бы лестно для Маяковского, но беда в том, что чаще вспоминали Пушкина лишь для того, чтобы уколоть, унизить, уничтожить Маяковского как поэта, и это взвинчивало, бесило его, вызывало его ответные реплики, не всегда справедливые.
Отстаивая свой акцентный стих, Маяковский идет напролом: «Ямбы и хореи нам не нужны. Ямбов и хореев давно не существует. Ямбами и хореями давно никто не пишет… Я не знаю их и не желаю знать. Ямбы задерживают движение поэзии вперед…» (выступление в клубе рабкоров «Правды» 11 апреля 1926 года). Откуда такое ожесточение? Да вот, говорит поэт, учебник Шенгели рекомендует пользоваться исключительно ямбами и хореями. И не только Шенгели.
Прямое или косвенное противопоставление Маяковскому Пушкина стало общим местом диспутов и публикаций двадцатых годов. Это отражено в воспоминаниях Н. К. Крупской, Л. А. Кассиля, В. В. Полонской, А. Н. Сереброва и других. Напомню один эпизод, описанный Крупской. В 1921 году Ленин посетил ВХУТЕМАС. Молодые художники зачитывались стихами Маяковского. «По-моему, Пушкин лучше», – охладил их пыл Ленин. Наверняка об этом случае кто-нибудь рассказал Маяковскому. А. Н. Серебров передает возмущенные слова поэта: «Довольно тыкать в меня Пушкиным… Надоело… Слава, как борода у покойника, вырастет после моей смерти».
