Вероника Витольдовна Полонская, воспоминания которой впервые опубликованы в «Вопросах литературы» (1987, № 5), рассказывает, как Владимир Владимирович (видимо, летом 1929 года) в санатории, недовольный тем, что некий профессор противопоставлял ему Пушкина (у Пушкина, мол, «плавность стиха», «приятные размеры», а у Маяковского – «барабанная дробь»), стал возражать: «…ритмы Пушкина и его времени далеки от нас… у нас в жизни другой темп и ритм, это обязывает к совсем иной, стремительной стихотворной форме, к рваной строке и так далее». И добавил: «Пушкина ценят еще за то, что он умер почти сто лет тому назад. У Пушкина тоже есть слабые места…» Но потом, остыв, сказал Веронике Витольдовне: «Я перегнул. Пушкин, конечно, гениален…»
Вопреки заявлениям, что Маяковский отрицает классиков, он, протестуя против рапповского вульгарного социологизма, пишет остро сатирическое стихотворение «Марксизм – оружие, огнестрельный метод. Применяй умеючи метод этот», в котором, по существу, берет под защиту великих поэтов России. В черновике к стихотворению был заготовлен эпиграф – цитата из книги Л. Н. Войтоловского о том, что якобы по замыслу Пушкина ложе Клеопатры в «Египетских ночах» символизирует декабристскую Сенатскую площадь.
Отметая обвинения в литературном нигилизме, поэт вновь и вновь объясняет свою позицию. За три недели до смерти, 25 марта 1930 года, он говорил, что никогда «уничтожением классиков» не занимался, а выступает «за изучение, за проработку их, за использование того, что есть в них полезного для дела рабочего класса. Но не нужно относиться к ним безоговорочно, как часто встречается у нас…» Владимир Владимирович не знал, что через несколько лет его имя будет столь же безоговорочно канонизировано, но уже в приказном порядке.
К концу двадцатых годов произведения Пушкина издавались такими тиражами, о которых мог только мечтать великий поэт. Маяковский радостно приветствовал это в стихотворениях 1928 года «Шутка, похожая на правду» и «Счастье искусств»:
Многоэтажься, Гиз,
и из здания
слова
печатные
лей нам,
чтоб радовались
Пушкины
своим изданиям,
роскошным,
удешевленным
и юбилейным.
Вот и вся история отношений, печальная и радостная, может быть, неполная, история, отразившая по-своему явления российской общественной и литературной жизни десятых-двадцатых годов, эстетические принципы и характер Маяковского, эволюцию некоторых взглядов его, заблуждения и правоту, как и ошибки, преступления и правоту сложной эпохи.
