Случайно ли герой назван Лукой? Не намек ли это на двойственную роль его? В переводе с латинского Лука – «светлый», «светящийся». Это имя носил создатель одного из евангелий, врач, последователь и толкователь учения Христа. С другой стороны, это имя может ассоциироваться с понятием лукавства, неискренности, что и приписывал Горький своему персонажу в публичных выступлениях.
Лука, изображенный в пьесе, – не идеал человеческий, не образец, не святой, а такой же босяк, как и остальные ночлежники. За спиной у него и преступления (дважды бежал с каторги), и не слишком нравственное общение с женщинами («Я их, баб-то, может, больше знал, чем волос на голове было…»). Но он опытнее других, прошел огонь и воду, умен, добрее других, не столь обозлен ударами и уродством жизни. И дело в том, что при всей реалистической сути пьесы – произведения социально-бытового и философского – и несмотря на индивидуализацию характеров и речи, персонажи в известной мере условны, некоторые из них – рупоры определенных концепций, и особую значимость приобретают их высказывания, афоризмы, иногда – поступки. В первую очередь это относится к Луке.
Посмотрим же, в чем обвиняют или упрекают Луку литературоведы, методисты и учителя. Прежде всего во лжи. Возьмем учебники для 11-го класса. Под редакцией А. Дементьева: «Дело в том, что утешения Луки основаны не на правде, а на лжи… Ложь старика играет реакционную роль». Под редакцией В. А. Ковалева: «Всё это утешительная ложь». Примеры можно множить. А в чем солгал Лука? Бубнов в упор спрашивает старика: есть ли Бог? Лука отвечает: «Коли веришь – есть; не веришь – нет…» Одним критикам ответ кажется уклончивым, лукавым, другим – правильным. Ночлежники не стали возражать, но ответ произвел впечатление: Бубнов промолчал, а Васька Пепел (ремарка) «молча, удивленно и упорно смотрит на старика». Задумался. Солгал ли Лука? Нет. Ведь вера потому и называется верой, что она не требует доказательств. Отношение к Богу сугубо индивидуально. Верующий человек не сомневается в существовании Творца, атеист отрицает Его. Лев Толстой писал: «Надо определить веру, а потом Бога, а не через Бога определять веру…» («Исповедь»). И еще – запись в дневнике Толстого 23 ноября 1909 года по поводу пьесы «На дне»: «Есть ли тот Бог сам в себе, про которого я говорю и пишу? И правда, что про этого Бога можно сказать: веришь в него – и есть Он. И я всегда так думал». Бог – в душе человека. Иные полагают, что Горький, как революционер и атеист, осуждал «странника» за такой «неопределенный» ответ Бубнову. Однако в эти и последующие годы писатель и сам был увлечен поиском новой религии, «богоискательством», «богостроительством», чего не мог ему простить Ленин. И даже Ниловна (и не только она) в романе «Мать», уже вовлеченная в революционную деятельность, «всё больше думала о Христе и о людях, которые, не упоминая имени его, как будто даже не зная о нем, жили – казалось ей – по его заветам… Христос теперь стал ближе к ней…» А в своей «Исповеди» Горький призывал: «…Единый и верный путь ко всеобщему слиянию ради великого дела – всемирного богостроительства ради!»
