Вот главное. Не сумел или не захотел, но получилось нечто другое; драматург в этом признался, однако на протяжении всей жизни не перерабатывал коренным образом пьесу, не менял характера и поведения Луки, образ остался тем же. Почему? В этом надо разобраться.
Умные и тогда еще свободные артисты истолковали образ по-своему, приоткрыв то хорошее, что, по их мнению, характеризовало Луку. Так исполнял эту роль одареннейший Иван Москвин. Побывав на первых представлениях, Горький 16 декабря 1902 года пишет К. П. Пятницкому, что Москвин прекрасно справился с ролью, но 25 декабря в письме к нему же выражает тревогу: «Хвалить – хвалят, а понимать не хотят. Я теперь соображаю – кто виноват? Талант Москвина-Луки или же неуменье автора?»
Но в том-то и заслуга автора, и ценность пьесы, что в ней точки над i не поставлены, оставлен на десятилетия или на века простор для споров, суждений, толкований. Это еще не социалистический реализм. Определение типа утешителя, которое дает Горький в статье «О пьесах», вряд ли применимо к Луке, но оно, как и его высказывание в 1928 году, приводимое ниже, созвучно духу времени, когда газетные страницы злобно кричали о «классовых врагах», «вредителях», проповедовали ненависть, беспощадность, непримиримость, и этим духом проникался гуманист по натуре Максим Горький. В 1928 году во время посещения Советского Союза, отвечая на митинге сормовичам, писатель сказал о Луке: «…Он – жулик. Все люди, которые пытаются утешить и примирить непримиримое, – жулики…»
Тем не менее Горький, повторюсь, не переделывает пьесу, как он поступал, например, с «Вассой Железновой», «Последними», «Фальшивой монетой», с очерком «Владимир Ильич Ленин» и другими произведениями, а решил напрочь отречься от своей лучшей пьесы: «„На дне“ – пьеса устаревшая и, возможно, даже вредная в наши дни» (1932 год). Чем же она вредна? Быть может, слишком хорош «неполучившийся» Лука, и широкие массы чего доброго примут его идеи в государстве безбожников? Когда-то Блок записал в дневнике: «Большевики правы, опасаясь „Двенадцати“». Горький же предупредил большевиков: опасайтесь моей пьесы, она вредна! Кому?
Этому настоянию драматурга, слава Богу, не вняли, пьесу не запретили, но авторская характеристика Луки, данная в 1932 году, на многие годы определила направление мысли литературоведов и трактовки образа Луки в учебниках – с учетом еще одного высказывания Горького о главном вопросе пьесы: «…Что лучше – истина или сострадание? Что нужнее?» Причем лжецом и жуликом, по уверениям писателя, был, конечно, Лука, то есть должен был быть. И сдают мне бескомпромиссные школьники сочинения, нелогично, но упорно противопоставляя истину состраданию, сопереживанию.
