Они двинулись по Гжибовской, а из Гжибова вышли на Крулевскую.
— И куда мы идем? — спросила Баша.
— Ты перекусить не хочешь?
— Перекусить? После чолнта?
— Можно просто кофе выпить.
— Кофе? В субботу? Я же мясное ела…
«И откуда ты такая вылезла? — подумал Макс. — В Аргентину хочешь, а сама боишься молочное есть после мясного. Знала бы, какие у Райзл задумки на твой счет. Эх ты, дурочка несчастная…»
— Тогда пойдем ко мне, — сказал он вслух. — Посидим, поболтаем.
— А где вы живете?
— В гостинице «Бристоль».
Баша задумалась.
— А меня туда пустят?
— Ты же со мной, в гости ко мне идешь.
— И что мы там делать будем?
— Поговорим, как добрые друзья.
— Ну, пойдемте, — неуверенно согласилась Баша.
Макс и сам не знал, зачем ведет ее в гостиницу. Ему не нравились рыжие, а эта еще и конопатая. Но идти куда-нибудь в сад или в театр тоже не хотелось. Он взял Башу под руку, и она прижалась к нему.
Так по Крулевской они дошли до гостиницы. У входа Баша, кажется, немного испугалась, слегка споткнулась о порог. Они поднялись в номер. Девушка осмотрелась, покачала головой.
— Я первый раз в жизни в гостинице.
— Ничего особенного, комната как комната, только дороже. Снимай шляпу, будь как дома.
— Но не забывай, что в гостях. Ну, ладно.
Баша сняла шляпу, и рыжие волосы разметались по плечам. Заколки посыпались на пол, Макс наклонился и собрал их. Баша села на стул.
— Тут у нас — это разве жизнь? Вот у меня двоюродный братец в Америку уехал. Здесь сапожником был, едва ли не голодал. А там стал этим, как его? Фабрикантом. Фотокарточку прислал, так его мать родная не узнала. На голове цилиндр — что твоя печная труба. Жена только по-английски говорит. Такой барин, куда там. Здесь его Шмерл звали, а в Америке взял себе имя Сэм. Когда мой отец его письмо прочитал, у нас дома все аж разрыдались, как в Йом Кипур.
— Почему разрыдались-то?
— От радости.
— Да, ты права, тут жизнь тяжелая, а в Америке можно на хлеб с маслом заработать. Вот только фанатизм там ни к чему. С какой стати нельзя есть молочное после мясного? Предрассудки!
— А я-то что? Так мама приучила.
— Все равно в желудке все перемешается: молоко, мясо. Кошерное, некошерное, какая разница?
— Вы свинину едите?
— Нет. Но не потому, что нельзя, а просто не люблю. Попозже пойдем, кофе выпьем. Тут недалеко есть кафе. Посидим до половины седьмого.
— Что вы, не могу, мне же еще на стол накрывать.
— Не хворы они и сами накрыть.
— Меня старуха вмиг выгонит.
— Если выгонит, сразу ко мне приходи. Раз ты согласилась со мной уехать, я о тебе позабочусь. Иди сюда!
