Вдруг Макс увидел Башу. В желтом платье и шляпе с цветами, она шла к нему по Крохмальной, испуганно озираясь по сторонам. За версту видно, провинциалка в городе. Макс бросился к ней навстречу:
— Башеле!
Она прижала руки к груди.
— Вы здесь! Я думала, вы ушли давно.
— Что это ты так припозднилась?
Девушка показала, что ей надо отдышаться.
— Никогда раньше по субботам за чаем не посылали, старик говорит, нельзя пить, потому как воду в субботу кипятят, что ли, не знаю. А тут что-то на него нашло, чаю захотел. Ну, а мне-то что делать? Пошла к Шмилю Малеху. Есть тут такой, у него чай строго кошерный. Прихожу, а там целая толпа. Пока мне горячей воды налили, пока на стол подала, оделась, уже пятнадцать минут четвертого. Бежала, ногу подвернула, хорошо хоть, не сломала. Я ж к высоким каблукам непривычная. Вы, наверно, уже бог знает что подумали. Меня чуть удар не хватил. Слава богу, вы не ушли. Вы только не серчайте, я ж все делать должна, что прикажут, а то выгонят за порог, еще и не заплатят, чего доброго…
— Ладно, ладно, ничего. Ты, главное, меня слушай, тогда настоящей дамой станешь. Не век же тебе у старого болвана в прислугах ходить.
— А старуха как привяжется: куда собралась да почему нарядилась? Сама целую гору тряпок на себя вешает, а ко мне цепляется, что я лицо умываю…
— Завидует, что ты красивая, а она страшная.
— Думаете? Она толстая как бочка. На лето в Фаленицу[84] ездит, по тридцать фунтов там набирает. А этим летом в Цехоцинек[85] собираются, но только через три недели.
— А ты дома останешься?
— Конечно. Разве ж они меня с собой возьмут?
— Буду к тебе приходить.
Баша немного помолчала.
— Давайте по Гжибовской пойдем. Крохмальная — как местечко, сразу сплетни начнутся.
— Мы дрожки возьмем.
— В субботу? Нет.
— Если хочешь в Аргентину, не будь такой праведницей.
— Ну, здесь же не Аргентина…
Макс понимал, что, как ни странно, он вынужден потакать этой девушке. Ведь если она вдруг уйдет, ему придется весь день провести в одиночестве.
С тех пор как он уехал из дому, постоянно приходится что-нибудь придумывать. В Лондоне, Париже, Берлине он шел в еврейский квартал, обедал в еврейских ресторанах, чтобы с кем-нибудь завязать беседу. Если не удавалось познакомиться с женщиной, то хоть мужскую компанию найти, чтобы поговорить по душам. Все-таки лучше, чем целый день промолчать. Здесь, в Варшаве, он пустился на такие авантюры, что один бог знает, куда они его заведут. Но даже здесь он все еще один. Никому не нужный, как пятое колесо в телеге.
