Все-таки он еще раз поцеловал ее, и они вышли на улицу. Эта раввинская дочь вернула Максу мужскую силу. Он хотел взять Циреле за руку, но она даже этого не позволила.
Макс и не думал, что в Польше до сих пор остались такие скромницы. Он спросил:
— Сколько у тебя времени?
— Только часа два.
— Давай поужинаем где-нибудь.
— Они бог знает что подумают. Мама…
— Да ладно, не беспокойся.
Все складывалось удачно. В восемь надо быть у Школьникова, а к этому колдуну, как Макс про себя его называл, Циреле не поведешь.
Они взяли дрожки, и Макс велел ехать по Аллеям Уяздовским в Лазенки — в давно знакомые места. Казалось, прохожие с удивлением смотрят им вслед. «Чего это они? Неужели знают, что она дочь раввина?» — думал Макс. Он понимал, что смотрят на нее, а не на него.
Он молча сидел и размышлял. Святой человек хочет ждать, пока у Макса не отрастет борода, значит, в запасе есть несколько недель. За это время надо во всем разобраться. Но что он должен сделать за эти две-три недели? Отправить Рашели разводное письмо и оставить ей половину имущества? Или попытаться увезти Циреле в Аргентину, чтобы решить все вопросы на месте? Ничего путного в голову не приходило. Сперва, как говорится, надо посмотреть, откуда ветер дует. А пока лучше просто наслаждаться погожим летним деньком.
Он взял Циреле за руку, и на этот раз девушка не стала вырываться.
— Тебя мне Сам Бог послал, — сказал Макс.
3
Когда Макс Барабандер привез Циреле домой, он сказал себе, что теперь у него одна цель: он женится на ней, а перед этим освободится от Рашели. Он решил, что больше не пойдет к Райзл Затычке, любовнице Шмиля Сметаны, и с рыжей Башей в эту субботу встречаться не будет. Макс и Циреле гуляли по Аллеям Уяздовским, целовались на скамейке, и он немного рассказал девушке о себе — ровно столько, сколько можно рассказать. Циреле говорила о своих идеалах. Она призналась, что совсем не религиозна, несмотря на воспитание. Она читала брошюру о Дарвине, однажды слышала от оратора, что пророк Моисей не совершал чудес на горе Синай, знала про Карла Маркса, Кропоткина и Каутского. Правда, она не ест свинины и не зажигает по субботам огня, но не потому, что Бог запретил, а по привычке и из уважения к отцу с матерью. У нее тоже были свои планы. После свадьбы она не хотела бы жить вместе с родителями или даже с ними по соседству. Она не собирается сбрить или остричь волосы и надеть парик, не считает нужным ходить в микву. Циреле верила в социализм. Революция положит конец угнетению, фанатизму и войнам. Если у Циреле появятся дети, она будет воспитывать их по-современному, отдаст в гимназию, чтобы они выросли людьми, полезными для общества, а не бездельниками и паразитами, что протирают штаны в синагоге. Циреле сказала, что не хочет оставаться в России, разве только здесь изменится порядок и народ получит настоящую свободу вместо Думы, где засели тираны. А как он, Макс, смотрит на то, чтобы перебраться в Берлин, в Париж или даже в Лондон? «Где захочешь, моя дорогая, там и поселимся, — ответил Макс. — Хоть на луне…»
