Макса охватили и радость, и стыд: «Неужели я хотел ее бросить, сбежать от нее? Да я все отдам до копейки, лишь бы остаться с ней!»
— Это ты?! Входи! — Макс прижал ее к себе и стал целовать.
— Не здесь! — Она попыталась высвободиться из его объятий.
Он за руку втащил Циреле в номер и снова начал покрывать ее лицо поцелуями. Укололся булавкой на ее шляпе. Упал перед девушкой на колени, обнял ее ножки.
Циреле засмеялась.
— Встань сейчас же! — Она притворилась сердитой. — Что на тебя нашло?
— Циреле, ты — мой бог!
— Не смей так говорить! Так нельзя…
— Я жизнь за тебя отдам!
Он встал и опять обнял ее. Их тела, покачиваясь, прижимались друг к другу, и он целовал ей шею, плечи, пальцы в перчатках. Теперь Макс твердо знал, что дальше будет жить только ради Циреле. Он разведется с Рашелью, даже если придется отдать три четверти имущества, и уедет с Циреле куда-нибудь на край света.
Она еле высвободилась из его объятий.
— Дикий какой-то!
— Тебя ко мне Сам Бог привел!
— Хотела, чтобы мы с тобой все обсудили. Пыталась позвонить, но мне сказали, что ты съехал…
— Что за чушь? Сейчас спущусь, портье шею намылю. Вот придурки!..
— Да брось, не кипятись. Если бы мама узнала, что я к тебе пошла, она бы мне задала по первое число. Но я сказала, что к врачу иду. У нас есть знакомый, доктор Френкель. Он в «Гацфиро»[63] печатается, а с папой они все время о Талмуде говорят. Он даже денег с нас брать не хочет.
— Зачем тебе к врачу?
— Мама говорит, я бледная очень. Бывает, среди ночи просыпаюсь и больше глаз не могу сомкнуть…
— Со мной ты будешь прекрасно спать.
— Что ты болтаешь? Тебе не стыдно? — Циреле густо покраснела.
— А что такого? Муж с женой всегда спят вместе.
— Ну хватит, перестань, пожалуйста! Ты же знаешь… — Она осеклась и посмотрела на Макса умоляющим взглядом.
— Хорошо, хорошо, не буду. Только как бы мы все без этого на свет появились?
— Макс, я тебя прошу!
— Ладно, молчу. С сегодняшнего дня буду осторожней в выражениях. Ты кошерная девушка, а я…
— Все, тихо! Давай выйдем на улицу. Я о многом хочу с тобой поговорить.
— Можно здесь.
— Нет, Макс, девушке нельзя с мужчиной в гостинице находиться.
— Я же твой жених.
— Даже с женихом нельзя…
— Подзабыл я эти религиозные правила. В Париже живут свободно. Там посреди улицы целуются.
— Пожалуйста, пойдем вниз!
— Ну, пойдем, пойдем.
Макс надел шляпу. Он уже достаточно хорошо знал Циреле, чтобы понимать: здесь она с ним не останется. И, как ни странно, именно потому, что он не мог остаться с ней наедине, бес-искуситель вдруг разбудил в нем желание. Макс опять обнял Циреле, крепко прижал к себе, но она вырвалась и оттолкнула его. Ее лицо пылало, волосы растрепались, ярко-голубые глаза гневно сверкали. «Раввин в юбке, — подумал Макс. — Тоже мне, праведница нашлась…»
