— Мама, не беспокойся обо мне.
— Ну, я беспокоюсь, всё-таки… — Она подняла лежавшую на коленях салфетку и сложила её аккуратным треугольником. — Я в детстве…
— Знаю, знаю. Была президентом класса, имела миллион друзей. А папа ходил в три спортивных секции. Я помню.
— Я хочу только, чтобы ты был счастливым.
Он подумал, не сказать ли ей, что иногда он счастлив, когда просто остаётся один. Но нет, она не поймёт, сколько бы он ни пытался. Это Вар усвоил ещё в тот вечер перед своим восьмым днём рождения, когда мама неожиданно влетела к нему в комнату и крикнула:
— Ты что, не слышишь, что я тебя зову? — Глаза у неё были испуганные.
Вар растерянно поднялся на ноги. Он что-то сделал не так, но что?
— Извини, я просто…
Мама заметалась по комнате, включая свет — лампу, вторую лампу, люстру. Огромные тени, которые закатное зимнее солнце отбрасывало на потолок, исчезли.
— Просто лежишь на полу, один, в темноте? Почему ты меня не слышишь? Ты не понимаешь, что я беспокоюсь? Что ты делал?
Мамины вопросы сыпались слишком быстро, или его мозг поворачивался слишком медленно.
— Я… думал про восьмёрки.
— Что?..
— Смотрел, — поправился он. — Смотрел на восьмёрки, ну что они просто круги на кругах. — Он надеялся, что ответил правильно и что этот ответ прогонит беспокойство с маминого лица.
Не прогнал.
— Вар, я не спрашиваю, на что ты смотрел. Я спрашиваю, что ты делал.
— Я делал в уме. — Он указал на потолок, чтобы мама увидела, как гипсовые завитки выстраиваются в бесконечность вертикальных значков бесконечности. — Видишь?
— Ох, Вар. — Мама опустилась на кровать, уронив голову на руки. — Я всего-навсего хочу, чтобы ты был счастлив.
Вар растерялся ещё больше. Вот же он только что лежал на полу и чувствовал себя счастливым — прямо физически. Как будто он проглотил светящееся семечко. Но мамино лицо было так печально.
— Мам, я постараюсь, — сказал он тогда. И собирался выполнить своё обещание. — Я буду больше стараться.
Прошло три с половиной года. Но, видимо, он так и не постарался достаточно.
— Как ты думаешь, человек может переделаться? — спросил он. — Ну, скажем, что-то с ним не так, а он берёт и начинает всё сначала, и становится как новенький?
— Нет. Боюсь, что нет. У бабушки хороший, благоприятный прогноз, но как новенькая она уже не будет.
Вару внезапно сделалось одиноко, но только не одиноко и спокойно, а одиноко-одиноко. Он встал отнести свою тарелку в раковину. Мама тоже встала и подошла к настенному календарю.
