— Сейчас он оттуда выбежит. С вибратором между оленьими рогами.
— Кто?
— Данченко. Смотрите, разве это обычный подъезд?! Скорее вход в жилище и святилище того, кому подобает обитать в святилище среди двух диванов. Разве я вас не знакомил? Двух микробов — добавил он не вслух.
— А-а — сказала Люба неправду на английский манер.
— Известна ли вам судьба братьев Войновичей? Оба выбросились из окна с интервалом меньше года. Обоих связывала с Сермягой абсурдная дружба. Старший — Василий, обучал его карточным фокусам. Младший — Сергей, вылитый Винсент Прайс…
— Вау!
— …учил Сермягу фотографировать. Девочки на пленке, из песни слов не выкинешь. Э-э, а вот из окна может вылететь, все, что не пролезет в раму.
— Вы рассказывали про… ваш знакомый, толстый человек, выбрасывал в окно с улыбкой ножи, вилки, здорово!
— Это Костя. Войновичи оба сумасшедшие. Младший запивал водкой целые упаковки таблеток. Я знаю место, куда упал старший. Двор-полуколодец. Хотите верьте, хотите нет — на рисунок мелом «ад-рай», прямо чвяк, с пятого этажа. А младший, фотограф, тот в дурдоме. Но тоже из окна. Знаете, что он делал, чтобы рассмешить малышей, если снимал в детсадах, вот так: Аря-аря-аря!!!
…что здесь творилось, когда к военкомату подтягивались призывники плюс их родня, так и хочется сказать, на подводах. Данченко страдал ужасно. Они не просто горланили, мотая головами в платках жуткие народные песни. Они гадили. Это про них Саша сочинил:
В подъезде стоит запах мочи.
Повсюду шныряют псы-стукачи.
Хоть opoм(sic) от них кричи!
Гарик знает как дальше. Жаль, никто не снимал. Кинокамеры в те времена мало интересовали колхозников, хотя и были по карману большинству из них. Они признавали только фото. Несчастный Сережа Войнович рыскал по селам в поисках клиентов. Его бизнес назывался «луврики» — раскрашивать черно-белые портреты крестьян, в особенности тех, кто умер. Смрад стоял ужасающий, но никто не падал в обморок. Провожали в армию. Среди офицеров традиционно большой процент пососать у вонючих призывников прямо в кабинете. Вам интересно?
— Очень.
— Данченко, кстати, никогда, возможно и ныне не произносит слово смрад.
— Ух ты, почему?
— Он говорит и пишет «смард». Смард — хорошее название для ритуальной службы.
Игорь словно что-то вспомнил, и резко обернулся, он уставился на чешуйчатый купол башни костела, видный ему одному, Любе его не позволял видеть рост.
— Что вы? — спросила она, привстав на цыпочки.
Каблуки ее сапожек были почти одной длины с их голенищами. То есть каблуки могли сойти за продолжение девичьих голяшек, если в районе подъема отпилить стопу, одну и другую. Крахмальные щеки оплывали за уши без мочек, в уголках носа кожа была плохая, незаживающая. Машины и женщины гниют в одинаковых местах…
