— Где она лазит? — произнес Игорь голосом Азизяна, вослед очередному, чуть ли не десятому трамваю. Из него вышли два солдата и цыганка в розовых гамашах. Ему показалось, что они направляются в церковь, и он спрятался за колонной.
Кстати, о камнях и гостях. Год назад Сермяга погрузился в жесточайший траур. Посетителей он принимал в сгорбленной позе, словно очерченный карандашом, и едва слышно говорил, глядя перед собой на заслоняемое шкафом:
— Помнишь девочку? Нет ее больше. Моей девочки…
Посетитель, вытянув шею, заглядывал за шкаф и видел черно-белое фото на паспорт. «Девочка» напоролась на Сермягу в психбольнице, в дурдоме. Очень скоро она, дергая подбородком (рот у нее был с одной стороны крив) звонила в Сермягин звонок, и хозяин шел отворять на его глухие птичьи трели. Далее в ход шла катанка. Девочка оказалась «синячкой и вонючкой». Настал черед вибратора и фаллоимитатора. Это Гарик не поленился вывезти их из Москвы завернутыми в грязное махровое полотенце на дне томатной сумки Доси Шандоровича — все для Сермяги. Девочка попала под самосвал. Потом она приходила к Сермяге со словами: «Не верь, что меня нет. Не смей думать, что я не вернусь». Подбородок с кривым ртом снесло задним колесом. Поэтому слова извлекались из бульканья невыпитой водки. Между прочим, Данченко рисковал, затевая жонгляж вибраторами под носом именно этой девочки. Мужем ее сестры был тогда Алик «Альберт» Бейтаров. Человек безжалостный и бесстрашный, что видно по одним его срокам. Ни каторга, ни цыганская ширка, а до нее годами вливаемые в глотку пожарные струи бэцмана[12] с водярой не смогли растворожить его железную волю и молниеносный кулак.
Сермяга давно попал в поле зрения Альберта, но применяя особую магию держался смутно, не прорисовывался, выказывая четкие черты, необходимые хищнику, чтобы не спутать добычу при роковой случайной встрече. Неприятная встреча состоялась чорт знает где, когда, когда можно было умереть гомосексуалистом, ни разу не увидев гомосексуальной порнографии, то есть в семьдесят седьмом году, возле пивного ларька, где сейчас стоит огромная безобразная церковь, с колокольней формы собачьих яиц.
Вросшие в землю частные дома, сплошь одноэтажные, не загораживали жаркое июньское небо. Тень с иллюзией прохлады давала только стена мебельного магазина, ступеньки крыльца обсели мужчины в махровках и шведках. Опасались не того, что кончится пиво, а что бокалов не хватит, не во что набрать. Старшеклассник Данченко, зассатый с утра, сидел прямо на земле, свесив на волосатую грудь свою голову эмбриона, рядом обсыхали на солнце две пустые кружки. Альберт появился не один, скоро оценил положение и скомандовал тем, кто пришел: «Соберите бокалы». Один молодой подошел к Сермяге и спросил:
