Сермяга не транжир. Известно его бережное отношение к табаку. Он не просто потрошит окурки, но даже собирает табачный дым в холодильнике. Иногда в его окнах открыта лишь одна форточка, иногда — все три. Три форточки приоткрыты под одинаковым углом, только вряд ли ему нужен свежий воздух. Скорее он затягивает с улицы, все что можно. Из выхлопных труб, с волос и ветвей, со дна урн, где «на дне окурков много — хочешь ешь, а хочешь жуй, можешь съесть кошачью ногу или человечий хуй». Данченко знает, что ему необходимо, чтобы жить дольше и лучше среди тех, кого рано или поздно ему предстоит обмывать и одевать.
Отворив форточки, Александр сидит, скрестив ноги на табурете, и сопит, втягивая невидимые вещества. Он сопел, шумно дышал через нос всю жизнь, сколько мы его помним. Накапливает ядовитые витамины. Маленький головастик, покрытый шерстью, вроде шмеля, сопит, и от поросячьего фальцета Сальваторе Адамо его глаза запотевают. Потом он надевает оттянутые в коленках брюки и отправляется позычать. Мимо вечного огня, чей факел повторяет силуэт его шапки, мимо решеток общественного туалета, вырытого под землей в кощунственной близости от братских могил и храмов. Он не раз врывался под его желтоватые своды, надвинув на затылок монгольский малахай Манды Ивановны, и в жажде недосягаемого требовал от питуриков кальмары, Карела Готта, водки на луне и всего, всего. А Манда Ивановна курила с непокрытой головой рядом с Вечным огнем и делала безразличное лицо, ревновала. Форточки в окнах детской библиотеки расположены в точности посередине оконной рамы, поэтому тот мальчик и смог просунуть голову, чтобы выкрикнуть свое: «Тетя! Дядя! Дайте молока!» Он не умел разлагать сивушные масла на витамины. Если Данченко посадить в таз с речной водой, он может и отнерестится белужьей икрой. Есть люди, глядя на чью походку, поневоле воображаешь их гуляющими вдоль колец Сатурна. И среди них — Сермяга! На его сковороде трепещет «зажарка» в городе живых мертвецов! И палящий ветер — их доля из чаши…
Вот окно его спальни. Двойной занавес из марли, зеленая капроновая сетка от комаров. Я знаю, что висит по стенам — Элвис с гитарой в облаках, Элвис с прижатою к щеке карликовою собачкой. Тина Тернер в жакете. И наконец, настоящий портрет в ясеневой рамке — хозяину дома не больше пяти лет: Тетя! Дядя! Дайте молока!
Окно под самой крышей. И кукла-двойник дыбает глазами манекена. Глазами в колбасной оболочке. Сермяги дома нет. В холодильнике охлаждается табачный дым.
