Буллит рассмеялся:
- Ага! Теперь вы понимаете, как утомительно быть дипломатом! - весело сказал он. - Привыкли дома при свете дня хватать за глотку всякого, кто стоит на вашем пути. Да, вы правы: мир насторожился, тот мир, который мы с вами не любим принимать в расчет. И тут уже ничего нельзя поделать. Не мы, а нас могут схватить за глотку при первой ошибке, и тогда уж...
- Нокаут?
- Да!
Доллас резко, всем телом повернулся к Буллиту. На его лице появилось выражение неприкрытой угрозы.
- Вы удивительный осел, Уильям! Отдаете себе отчет в том, к чему может привести неосторожность, а ведете себя здесь, как рекетир в Штатах... Повторяю от имени Джона: если провалитесь и тут - мы выкинем вас на помойку.
Но Буллит и тут скрыл смущение за деланным смешком и отшутился:
- Не воображаете ли вы, Фосс, что моя голова мне менее дорога, чем вся ваша лавочка?
- Должен сознаться, - проворчал Доллас, - что нас-то интересует именно наша "лавочка", а не ваша голова.
- Однако мы приехали! - воскликнул Буллит и остановил автомобиль перед небольшим садиком, за едва зазеленевшими деревьями которого виднелись белые стены уютного домика. На его крыльцо вышел высокий молодой человек и, сбежав со ступенек, зашагал навстречу гостям.
Доллас, как всегда, настороженно ощущал зоркими глазами крепкую, стройную фигуру и лицо незнакомца, с большим улыбающимся ртом, в котором ярко белел ряд крепких зубов. Голова его была покрыта светлыми с сильным рыжеватым оттенком волосами.
Доллас подозрительно смотрел, как Буллит дружески тряс руку хозяина, поглядывая через плечо на крыльцо. Адвокат не спеша вылез из автомобиля и, осторожно ступая, будто дорожка была посыпана колючками, вошел в калитку.
- Скорее, Фосс! - с наигранной веселостью, придавая своему лицу прежнее добродушное выражение, крикнул Буллит: - Знакомьтесь: герр Отто Абетц.
- Абетц?!
Доллас торопливо сунул руку в карман, чтобы стереть с ладони мгновенно выступивший пот...
6
Гаусс не скоро пришел в себя после "фокуса", который был проделан ночью в его доме по приказу Гитлера и Геринга. Слава богу, что они деликатно назвали это "совещанием" у фюрера! Было все же некоторое утешение в мысли, что он, Гаусс, поддался доводам разума, а не простому страху, когда перед ним совершенно недвусмысленно был поставлен ультиматум: полное и безоговорочное подчинение директивам фюрера и его военного кабинета, без каких бы то ни было уклонений в сторону собственных мнений и намерений, или...
