При Собчаке Коля успел побывать за границей, провел сеанс телесвязи с космосом и чуть было не стал официальной знаменитостью. Но он не был бы самим собой, если бы не извел на корню и этот шанс. Он по-прежнему очень хорош собою, и ветхие вещи сидят на нем щегольски. Двое сыновей крутятся в театре, третьего наверняка подучат не знаться с отцом, а дочь — от актрисы несуществующего театра — еще слишком мала.
Последняя Колина затея — питерские карнавалы (неофициальные, разумеется, но очень затратные), в ходе которых на двух воздушных шарах превыше Александрийского столпа возносится непокорная (но тоже надувная) голова Пушкина. «Пушкин с яйцами», — называют ее зеваки, преодолев первое изумление.
Пьяный, я ночую на комаровской даче у академика Алексеева. На первом этаже, а на втором — дочь Алексеева с мужем Леоном. Посреди ночи принимается стучаться в дом какой-то гуляка (он идет от любовницы, которая двенадцать лет спустя станет моей женой, но мы об этом, разумеется, не догадываемся: напротив, мы с Таней терпеть не можем друг друга). Стучится, стучится — но меня, пьяного, не добудишься. С риском для здоровья, если не для жизни, гуляка вскарабкивается по стене на второй этаж, залезает на веранду и принимается барабанить в стеклянную дверь в комнату. На пороге появляется заспанный усатый Леон.
— Как вы сюда попали? (Он со всеми на «вы», даже с женой и четырехлетним пасынком.)
— Влез по стене. Там, внизу, заперто.
— Хорошо, спускайтесь. Я там сейчас отопру.
— Как спускаться? По стене? Вы с ума сошли!
— Не могу же я провести вас через спальню собственной жены!
Леон Карамян, которому суждено нелепо погибнуть в окрестностях ночного Коктебеля. Компания пойдет по шоссе, а церемонный Леон — по параллельной тропке; объезжая компанию, мотоциклист вильнет на тропку… Леона доставят в больницу с переломом основания черепа, примут за пьяного, оставят просыпаться — и он умрет…
Там же, на алексеевской даче, пьяная девица вызывает такси из Питера. Принимает рюмку — и вызывает второе… третье… шестое… Через некоторое время решает остаться, но такси, одно за другим, прибывают, как марсианские снаряды в «Войне миров». Леон выходит к каждому таксеру, рассчитывается и отпускает с миром. Его жена в городе, и Леон меланхолически ухаживает за девицей, трезвонящей в таксопарк. Никуда не денется — даст…
Однажды мы столкнулись с Леоном в отделе приема старой книги. Я слыл — да и был — замечательно хорошо зарабатывавшим поэтом-переводчиком. Леон — самым (после безвременной смерти Мити Орбели) забалованным из академических детей: за каждый университетский экзамен ему причиталась энная сумма, а за окончание третьего курса был обещан автомобиль. Увы, он на веки вечные застрял на втором… Оба мы принесли в скупку альбомы по живописи и, рассмеявшись такому совпадению в жизни двух «богачей», вызвонили подружек и поехали в ресторан Витебского вокзала. Леон сообщил мне, что усиленно изучает английский и уже неплохо освоил его.
