Начавшееся сражение представляло для Роланда что-то совершенно новое, особенное. Во всех стычках, в которых ему приходилось участвовать раньше, враждебные отряды стояли открыто друг против друга, лицом к лицу. Здесь же никто не видел своего врага, обе стороны залегли, спрятавшись в траве, и так старательно укрывались за кустами и скалами, что только по случайному выстрелу можно было заметить их присутствие. Кроме того, здесь каждый сражался за себя, тогда как в сражениях белых обыкновенно масса стояла против массы, и воины, поддерживаемые своими товарищами, постоянно черпали в единении отвагу и мужество. Роланд полагал, что при таком бое, как начинавшийся, ни одной из сторон не могло быть нанесено большого урона.
Но вскоре он увидел, что ошибается. Сражавшиеся подползали друг к другу все ближе и ближе, старательно скрываясь, и выстрелы, которые прежде были довольно редки, теперь раздавались все чаще и чаще. Ликование индейцев или лихой возглас одного из кентуккийцев доказывали по временам, что воинский пыл быстро разгорался с обеих сторон. В то же время Роланд заметил, что обе стороны вытянулись в одну широкую линию, и заключил из этого, что кентуккийцы остерегались показать тыл и твердо решили стоять с противником лицом к лицу до последнего.
Таким образом сражение продолжалось несколько минут. Наблюдая за ним, Роланд испытывал неимоверное душевное страдание: он плохо видел сражавшихся и сам был не в силах вмешаться в битву, от исхода которой зависела его судьба.
Вдруг три индейца, увлекаемые яростью и жаждой крови, выскочили из своей засады и напали на кентуккийцев с громкими криками. Роланд вздрогнул: он боялся, чтобы эта смелая вылазка не стала началом нападения всего отряда индейцев, который в таком случае, без сомнения, победил бы своих малочисленных противников. Но капитан ошибся: только что меднокрасные лица дикарей показались из-за травы, как в них выстрелили одновременно из трех ружей. Каждый выстрел нанес отважным противникам поражение: двое из них упали на месте, а третий, нелепо размахивая топором и шатаясь, сделал еще несколько шагов и тоже рухнул, вероятно, замертво.
— Да здравствует наш Кентукки! — радостно закричал Том Бруце. — Еще раз, товарищи! Зададим им хорошенько и освободим пленников!
Голос друга, раздавшийся на таком близком расстоянии, исполнил сердце Роланда надеждою, и не обращая внимания на индейцев, он громко позвал на помощь.
Но его вопль был заглушен диким, бешеным ревом, которым индейцы выражали свое горе и ярость по поводу гибели соплеменников. Гнев ослепил их настолько, что они совершенно забыли об осторожности. Все они, будто понуждаемые кем-то, выскочили из своих укрытий и кинулись с пронзительными воплями на кентуккийцев. Но каждый белый с хладнокровным спокойствием наблюдал за своим противником, и когда раздались выстрелы, индейцы снова поспешно попрятались и продолжали сражаться прежним образом, который обещал большую безопасность. С обеих сторон стреляли теперь непрерывно и часто, особенно кентуккийцы: подбодренные первым успехом, они упорно продвигались вперед, подвергая себя опасности только в крайней нужде.
