Эжени сидит на койке и смотрит на сестру-распорядительницу, как мертвая – лицо кажется безжизненным, а надежда и доверие, раньше сиявшие в ее глазах, исчезли.
– Может быть, поешь в столовой? После этого я бы хотела с тобой поговорить.
Эжени удивленно вскидывает бровь: прежде всего необычно то, что Женевьева обращается к ней с вопросом и пожеланием, а не с приказом, но вдобавок изменился и сам тон Старожилки, да и выражение лица у нее странное, хотя против света его не очень-то и разглядишь. Однако сомнений быть не может – вся фигура Женевьевы уже не выглядит такой напряженно-суровой, как прежде. Словно она внутренне расслабилась, отпустила себя. Впрочем, какова бы ни была причина вежливого обращения сестры-распорядительницы, Эжени рада, что сможет покинуть одиночную палату и выпить горячего молока.
Она свешивает ноги с койки, с трудом просовывает ступни в сапожки, несмотря на боль, застегивает уцелевшие пуговицы на платье и откидывает за спину грязные волосы.
– Спасибо, мадам Женевьева.
– Потом тебе надо будет здесь прибраться.
– Конечно. Я позволила себе лишнее.
– И еще умойся после обеда. Я тебя подожду.
* * *
На цилиндрах и шляпках горожан, проходящих по аллеям, оседает морось – мелкий дождик не прекращается с самого рассвета.
Когда Эжени наконец подходит к Женевьеве, поджидающей ее в парке, вымытые и еще мокрые волосы девушки заплетены в длинную темную косу, перекинутую через одно плечо. На ней бежевая накидка, голову укрывает просторный капюшон, а взгляд обрел былую твердость и решительность – Эжени достаточно было утолить голод и привести себя в порядок, чтобы к ней вернулись бодрость и уверенность в себе. Она почти не чувствует той слабости и беспомощности, что одолевали ее в палате. Уже то, что Женевьева пришла и отперла дверь одиночной палаты, позволило девушке выйти из ступора, парализовавшего ее на несколько дней.
Стоя под деревом, вдали от чужих глаз, Женевьева смотрит, как Эжени приближается к ней. Оглядевшись и удостоверившись, что больше никого нет поблизости, сестра-распорядительница выходит на тропинку и делает знак:
– Идем.
Девушка ее догоняет. Справа, у ограды в глубине, шныряют мыши и прячутся от дождя в дырах между камнями. Лужайки медленно превращаются в грязные болотца – морось сгустилась, и на парк уже сыпятся крупные капли.
Две женщины идут, склонив головы. Через несколько шагов Женевьева, просунув руку под плащ, достает «Трактат о духах» и протягивает его Эжени. Та смотрит с недоумением.
