Она прижимает ладонь к животу и морщится от боли. Темные волосы, всегда блестящие и тщательно расчесанные, теперь засалились и вываляны в пыли. Вчера вечером она решилась съесть кусок хлеба, к которому не притрагивалась с самого утра, когда ей принесли завтрак. Это было первое, что она проглотила за прошедшие четыре дня, хоть и сама понимала, что ослабеет без пищи, а для того чтобы выжить здесь, необходимы все силы – и физические, и умственные. Это место уничтожит кого угодно при первых же признаках слабости, рассчитывать на чью-то помощь бессмысленно. Все это Эжени понимала, но ярость, охватившая ее во время медицинского осмотра, так и не утихла, и она не нашла ничего лучше, как продолжить свой одинокий протест, наотрез отказываясь от еды, которую исправно приносили медсестры. До сих пор она не знала, что такое настоящий мятеж. У нее были глубочайшие разногласия с отцом, это верно, и, слыша, как мужчины в городе посмеиваются над женщинами, она испытывала затаенный безмолвный гнев, однако до того самого момента в смотровой не ведала, что ярость может накрыть тело и разум бурлящей волной и единственное, на что она будет способна, – это орать от возмущения. Возмутившись несправедливостью, Эжени восстала против нее. И если гнев не утихал до сих пор, то тело все больше слабело – теперь, когда она пыталась встать с койки, у нее кружилась голова, живот сводило спазмами, от голода постоянно тошнило, с трудом удавалось выпить кружку воды. Дни проходили в полумраке – ставни на оконце были закрыты, но сквозь щели в трухлявых досках пробивалось немного солнечного света. Эжени была разгневана, и одновременно ее одолевала страшная усталость. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой беспомощной и всеми покинутой. Раньше Эжени наивно полагала, что одинока в доме родителей, ибо ее независимый нрав, словесные пикировки, провокационные замечания отвращали родственников, которые ее не понимали, и ей приходилось держаться особняком от всех. Как же она ошибалась! Была непонятой, возможно, но одинокой – никогда. Одиночество – это совсем другое. Одиночество – это быть запертой в доме умалишенных среди истеричек, без права на свободу, без права на будущее. Одиночество – это знать, что нет ни единого человека в мире, близкого или далекого, которого хоть немного заботит твоя судьба.
– Эжени Клери…
Девушка с изумлением слышит знакомый голос и приподнимается на койке.
На пороге палаты стоит Женевьева, обводя взглядом бардак: осколки битой посуды валяются на полу, рядом раскиданы сапожки, стул перевернут, одна ножка у него сломана пополам.
