Когда он произносил слово «конспирация», Юле хотелось смеяться громко, от души. Из всего рассказа она скоро поняла, что его, Алика, просто показали маклеру, и тот посмотрел, стоит ли связываться с ним. И сразу же, на всякий случай, потребовал задаток: тогда якобы станет заниматься делами и, может быть, приведет «продавца». Алик уже свободно жонглировал словами. Он лихо произносил «продавец», «покупатель». Тысяча задатка у него называлась «штукой», деньги превратились в «бабки».
Случайно взглянув на часы, он вскрикнул. Вспомнил, что буфет закрывается через четверть часа, и побежал за пивом еще.
Юля вернулась домой одна. И опять сидела на кровати и ждала Алика. И опять был звук. Но теперь в памяти всплыл тот холм, мимо которого она проезжала три года подряд. И разбитая заброшенная церквушка на ней, древние могилы за зеленой оградкой. И мальчишки, бегающие внизу, под горой. И снега, снега, на всех необъятных глазом пространствах, до рези в глазах, до вспышек. До боли в голове, во всем теле, в самых кончиках пальцев от этой красоты, внезапно появляющейся на огромном древнем холме. И от той красоты нет спасения. И смотришь, смотришь не отрывая глаз, пока электричка делает, как бы специально, полукруг, огибая холм, и посылает с высокой насыпи вдаль резкий свисток, как выкрик, как вскрик. И стоит красота, медленно поворачиваясь в лучах заходящего солнца, распахнув выбитые проемы окон в колокольнях ветрам и снегам, стоит, подняв колокольни, как руки, вверх, навстречу солнцу.
Алик опять принес ставридки холодного копчения, мелко нарезал, сложил на тарелочку, взял по случаю особого торжественного вечера у Клавдии Титовны кувшин и два бокала к нему. Он элегантно, как в приличном пивбаре, разлил пиво по двум бокалам богемского стекла и поднял тост за новую жизнь. Она только начинается, эта жизнь! Им ведь еще нет тридцати! Впереди у них горы и горы несвершенных дел! И вот сейчас, стоя, так сказать, на перепутье, пройдя через испытания, через огонь, воду и медные трубы, они оба могут спокойно и с чистой совестью сказать — они выдержали это испытание!
Он был великолепен, он был прекрасен в своих фантазиях на тему его и ее жизни. Он был целым социальным явлением говорунов, преобразователей и реформаторов на словах.
Она кивала и смотрела телевизор. Алик выговаривался, как обычно, после недели работы и молчания. После недели общения с Клавдией Титовной. Юля, как всегда, слушала его и смотрела телевизор, взятый напрокат. А на экране народные певцы и танцоры, участники художественной самодеятельности час с лишним пели и плясали одновременно. Они били ногами в пол, водили хороводы, водили по сцене человека, наряженного в шкуру медведя, прыгали, приседали, пробегали друг за другом из кулисы в кулису. Час с лишним, под фонограмму, записанную когда-то давным-давно. Потом, измочаленные, поклонились, сорвали шквал аплодисментов и опять на бис пели, плясали, таскали за цепи человека в шкуре. И опять кланялись, долго и с удовольствием.
