— Это все ты, да?
— М-м, — не оборачивается Филипыч.
— И здесь можно жить, да?
— М-м.
— А кто же здесь будет жить?
Филипыч не отвечает.
— Стрижи здесь будут жить, да?
— А? — спрашивает Филипыч, оглядываясь. — Стрижи?
— Ну да, стрижи…
Филипыч смеется, начиная повторять слово «стрижи»:
— Стрижи-стрижи-стрижи стрижи стрижи стриж-жистри-жистри-жистри! Ха-ха-ха! Жистри-жистри.
Оленька тоже смеется и повторяет:
— Жистри-жистри-жистри!
— На! — говорит Филипыч Оленьке, подавая в руке песок. — Давай!
— Что? — спрашивает Оленька.
— Давай… Со мной!
— Строить, да? — Оленька осторожно переступает ближе к воде, зачерпывая мокрый песок ладошкой. — А где, Филя?
— Здесь, — показывает рукой Филипыч. — Здесь твой дом.
— А где твой?
— Вот. Я к тебе буду приходить в гости. Я иду, иду, иду, прихожу к тебе, стучу… А где дом?
— Сейчас построю! — И Оленька начинает строить. Свой дом. На песке.
Солдат смотрит вдоль рельсов за горизонт, куда он уедет поздней осенью. Солдат хочет улыбнуться, но улыбка не получается, а вместо этого хочется зевнуть. Зевает. «Давление», — думает он, начиная считать шпалы вслух.
— Один, два, три, четыре… Двадцать один, двадцать два, двадцать три…
Две последние уже не видны, но ему все-таки хочется побольше. — Двадцать четыре, двадцать пять… — Дальше все сливается в сплошную серую полосу, и мыслей больше нет. Душно. Жарко. И нет мыслей.
— Тяжело, когда нет мыслей, — говорит вслух солдат, прислушиваясь к собственному голосу. Голос ему не нравится. Какой-то трескучий, противный.
«Здесь можно и немым стать!» — думает солдат. Потом повторяет вслух:
— Можно стать немым! Можно стать немым! Стать немым! Немым!
Теперь он долго стоит, глядя перед собой, удивляясь тому, как долго может человек смотреть перед собой. Но он смотрит, смотрит… Проходит минута, другая, третья. Стоять надоедает. Он закрывает один глаз. Стоит еще несколько минут. Потом закрывает второй.
«Вот такая смерть», — думает он.
— Смерть! — произносит солдат и быстро открывает глаза. Вдали перед ним появляется поезд.
«Буду стоять, пока поезд меня не переедет, — думает он. — Раньше на четыре месяца домой попаду. Только в гробу. Зато раньше. И без головы. Голова будет лежать внизу под мостом. Ее съедят эти большие рыбы. И станут еще толще и длиннее…»
Поезд приближается. Тепловоз предостерегающе свистит.
«Нет, буду стоять. Домой охота…»
Тепловоз уже так близко, что за стеклом виден машинист. Оглушительно гудит сирена. Ноги сами собой переносят солдата со шпал в сторону, к перилам.
