— За ворованным временем? — выплюнул следователь не сдержавшись. И запоздало вздрогнул: разговаривать в таком тоне с колдуном уровня Брунэ не стоило.
Однако тот лишь покачал головой; на лице Первого ректора явственно читалось разочарование.
— Фигаро, я даже не стану тебя убеждать, что каждая минута этого времени куплена и честно оплачена. Ты сейчас не в состоянии думать без лишних эмоций, хотя даже дураку понятно, что я делаю ровно то же самое, что и наши фабриканты: предоставляю людям возможность перемолоть свои жизни в золото — и то: если в золото, то можно считать, что тебе повезло! — большинству достаются жалкие медяки. В конце концов, свой первый год я купил за бутыль коньяка — пусть даже и весьма недурственного. Я приобрел его у моряка, что спал в доках забившись между тюков с табаком и дубленой кожей и он был настолько пьян что вряд ли даже понял, что именно я от него хочу — он бы душу продал за эту бутыль с выпивкой. Он был грязным, вонючим оборванцем, но в нем теплилась колдовская искра и он стал моим первым клиентом… Я еще проверил его «секундомером» — этого парня ждали долгие годы жизни и смерть в глубокой старости. Год туда, год сюда — какая разница? Но вот увидеть как стрелки твоего личного «секундомера» начинают вращаться в обратную сторону, увидеть как твой приговор, казавшийся доселе неизменным, вдруг откладывается… Вот это реально сносит башку, Фигаро. Сносит начисто, уж будь уверен…
Брунэ, сунув руки в карманы халата, принялся вышагивать вокруг кресла; мышцы его лица нервно подергивались.
— На следующие лет десять я превратился… Раньше меня назвали бы «дьяволом»: я инкогнито мотался по миру и скупал время. Там год, там пару месяцев, там прихватить недельку… Если я расскажу тебе по каким дырам мне приходилось лазать, то ты, боюсь, не поверишь: в моем списке были даже чумные бараки. Я колун, Фигаро, и колдун весьма сильный. Так что я мог рассчитаться с моими клиентами не только деньгами. Красота, мужская сила, приворотные чары, избавление от застарелых уродств и болезней — я торговал всем. Моя копилка все тяжелела и тяжелела и в один прекрасный вечер — как сейчас помню: я сидел на берегу Средиземного моря, попивая пунш — я взял в руку «секундомер» и вдруг понял, что скопил ни много ни мало — тысячу лет. Тысячу лет жизни, Фигаро! Моя личная маленькая вечность!
— Но зачем убивать студентов?
— А, это… — Брунэ закатил глаза и скорчил недовольную мину. — Я никого не убивал. Прибор был настроен так, что за один… хм… «сеанс» забирал один месяц… Кстати, золото он не производит — это все мои личные деньги… М-м-да… Но я недооценил человеческую жадность. Студенты получившие доступ к «Исполнителю» сжигали свои жизни прямо-таки с сумасшедшей скоростью. А ведь всегда найдется несколько таких кому жить осталось всего ничего. Отсюда и все эти смерти каждые тридцать лет.
