Потому что я так хочу.
Этот голос, отражаясь от стен, просачивается в её мозг через барабанные перепонки и застревает внутри. Он заполняет собой бесконечные коридоры закольцованного каменного ада, переплетаясь с самим воздухом. Он — везде. Ксю суматошно бьёт себя по рукам, затем по животу — будто мошкару сгоняет, желает избавиться от напасти — всё зря: голос въелся намертво, его уже не стряхнёшь.
— Почему ты не оставишь меня в покое?
Оставлю. Но сперва — уничтожу. Выжму в мензурку и выплесну: будешь собираться капельками конденсата на стенах ада, снова и снова — всегда.
Прекратив бессмысленные отряхивания, Ксения озирается. Поворачивается кругом — и люди везде. Щурит глаза, напрягается, силится рассмотреть лица, и едва ей это удаётся, люди сменяются другими, потом — третьими: от нескончаемой череды незнакомых лиц голова идёт кругом. Куда же делись те, первые? Задыхаясь, ловя на сетчатку тёмные кляксы, Ксю втемяшивает ладонь с растопыренными в нервном полупараличе пальцами в ближайшую стену — чтобы не втемяшиться в неё головой. Ладонь обжигает влагой. Так вот же они, потерянные…
А что если бежать? Его не видно, но кто сказал, что он вездесущ? Подписку о невыезде ведь никто не отменял, так?
Прежде чем решиться на бег, она собирается с силами, аккумулирует остатки воли, сжимает кулаки. Ноги слабы, как водою наполнены, а вместо кожи — тончайший полиэтилен. В голове шумно, и чудится, что дорожки конденсированных капель, из которых сотканы стены, живут у неё в голове — влажные, холодные и вечные — вместо мозга. В лёгких — тяжело, будто два мешочка из плоти набили влажным песком. Дышать невозможно, куда уж бежать. Беги хоть куда-нибудь! От него! От него!
Не скроешься, дорогая. Ты меня предала, в грязи изваляла. Неблагодарная сучка. Я буду с тобой до твоего последнего вздоха. И ни подписка, ни защитнички твои деревенские мне не помеха. Ты же знаешь, что я сильнее их всех — я там, куда им не добраться. Я внутри тебя, Ксюха. До последнего вздоха. До последнего вздоха…
— Заткнись, — шепчет она, поднимая глаза к небу. Вместо неба — серые клубы́, низкие и давящие. За простую возможность дышать без боли она бы душу сейчас продала, не торгуясь.
Такая молодая и такая отчаявшаяся. Обыкновенная слабачка. Таким не место в нашем мире. Такие, как ты — ни на что не годны.
Голос в голове — чужеродный, как отторгаемый телом донорский орган — голос управляет ею, подгоняет её, и она всё-таки бежит, не разбирая дороги. Дорога здесь всё равно одна: с обеих сторон заключённая в каменные тиски, а с обоих концов — упёртая в тупики. Такова игра лабиринта. Просто умереть на бегу будет проще, чем упав, думает Ксю за шаг до падения.
