— О его исчезновении никто не заявлял, и на одежде нет этикеток.
— Может, у него друзей не было. А одежда из «Армии спасения». Там срезают ярлычки с инициалами.
— Одежда выглядела новой и подходила по фигуре, к тому же неясно, зачем он вшивал в нее послания.
Сатти поразмыслил.
— Может, «Тамам шуд» — его жизненный девиз?
— Конец или финал? Звучит зловеще.
— Сбылось ведь, — рассмеялся Сатти. — Этот клочок бумаги все проясняет…
— Как?
— Это — предсмертная записка.
— Нет.
— Откуда тебе знать?
— Жертвы убийств не оставляют записок.
— Хватит, — рассердился Сатти. — Хватит называть его жертвой убийства.
Я сменил тему:
— Что за номерок на второй фотографии? Зачем вшивать его в одежду? Чтобы спрятать?
— Хм… — протянул Сатти. — Надо найти эту камеру хранения. Идеи есть?
— Самый обычный номерок. Таких полным-полно.
— Ладно. Он вставил зубы и носил линзы, потому что хотел быть красавчиком…
— Это не объясняет отпечатки пальцев.
— Параноик. Ему казалось, что за ним следят власти.
— Или готовился к апокалипсису?
— Угу, только не дожил.
— Что он делал в неработающем отеле? И зачем кому-то охотиться за единственной свидетельницей?
— Дальше. — Сатти шумно выдохнул носом. — Эти «дважды пропавшие»: при жизни зря тратят воздух, после смерти — чье-то время.
С минуту я вел машину молча.
— Не согласен. Мы не просто так время тратим, а расследуем взлом отеля и мусорные поджоги.
Сатти не стал возражать.
— Стромер — закоренелая лесбиянка, которая люто ненавидит гетеросексуальных белых мужчин.
— Нет. Она — умная женщина, которой от таких, как ты, прилетает столько дерьма, что хватит разгребать до конца жизни.
Сатти покосился на меня:
— А еще она считает, что ты — никудышный сотрудник с пристрастием к запрещенным веществам и таким послужным списком, что тебе нельзя доверять расследования. И что тебя следует немедленно отстранить от работы и предъявить обвинения в коррупции.
Я не смог ничего возразить.
К Стромер нам пришлось идти до начала смены. Вечер только начинался, но Сатти уже решил передохнуть. Теперь скомандует забрать его откуда-нибудь через пару часов, и от него будет разить выпивкой, но мне ли его осуждать? Наконец прислали записи последнего мусорного пожара, так что я отправился в управление.
Разумеется, поджигатель снова выбрал урну в «мертвой» зоне. Ближайшая камера запечатлела противоположную сторону улицы. Зато можно было точно определить, когда вспыхнуло пламя, потому что проезжающий мимо велосипедист резко повернул голову. Я никак не мог сосредоточиться. Представлял исчезнувших женщин в дубленках, матерей и сыновей, до которых никому не было дела. Улыбающихся покойников.
