Я все не решалась рассказать ему о том, что случилось. Он бы все равно не поверил. Ведь я появилась здесь недавно. И он меня мог неправильно понять. А еще я беспокоилась оттого, что Пишима наказала мне беречь шкатулку с драгоценностями как зеницу ока. Так что лучше было никому ничего не рассказывать.
Елеосвящение Пишимы закончилось. Народ возвратился из крематория. Взошло солнце.
Родня собралась утром в комнате старшего брата свекра. Меня не позвали. С колотящимся в груди сердцем я сидела у себя и ждала. Ясное дело, они говорили про драгоценности Пишимы и про то, кому отойдет по наследству третий этаж.
Через час я поняла, что они пошли на третий этаж.
А я даже не могла вспомнить, куда подевала ключи Пишимы. Помнила только, что не прицепила их обратно к оборке ее сари.
Муж спустился через час, сердитый-сердитый. От одного его вида сердце у меня затрепетало от неведомого страха. Помолчав какое-то время, он сказал:
– Шкатулка с драгоценностями Пишимы пропала.
Кровь бросилась мне в голову.
– Шкатулка с драгоценностями? – дрожащим голосом переспросила я.
– Да. Дело нешуточное. На сотню бхори золотом. Не считая сорока-пятидесяти гиней чистого золота. Приданое Пишимы.
Я пришла в изумление, ведь это было больше килограмма золота. И как я только ухитрилась перенести вниз такую тяжелую шкатулку?
С крайне взволнованным видом муж сказал:
– Буди рассказывает странные вещи. Она уверяет, что ей известно, кто все это прибрал. Но называть имя не станет. А Баба говорит, что это наверняка дело рук Нанды Гхошала. Ведь он чаще других наведывался к Пишиме.
– Быть того не может, – прервала его я. – Нанда Гхошал живет здесь уже много лет.
– Верно. И за все это время ничего не стащил.
Я дала робкий совет:
– Не тревожься о драгоценностях Пишимы. Нам-то с тобой какое до них дело?
Он поглядел на меня с изумлением.
– Неужели тебе совсем не хочется золота?
Я снова обрела дар речи.
– Людей без желаний не бывает. Они есть у всех, от простых смертных до святых. Даже сам бог желает, чтобы люди почитали его.
Муж уставился на меня с едва скрываемым удивлением. Он как будто понял меня.
– Чудесно! – сказал он. – Но куда все же подевалась шкатулка?
– Пусть это заботит других. Дурной глаз Пишимы всегда будет приглядывать за ее драгоценностями. Эти украшения нам ни к чему.
Муж, похоже, согласился. А потом сказал:
– Мама велит нам прибраться на втором этаже и перебираться наверх.
Я испуганно проговорила:
– Зачем? Нам и здесь хорошо.
