– И что прикажешь мне делать?
– Как тебе сказать? Благодаря твоему колдовству я сделалась совсем никчемной. А в живых ты меня оставила только по доброте душевной. Но я больше не боюсь смерти. Быть прикованной к постели – это все равно что умереть.
– Я ничегошеньки не понимаю в колдовстве.
Утерев слезу краешком сари, она сказала:
– Лишь по твоей милости мы еще не умерли с голоду. Ты же знаешь всякие заклинания, умеешь гипнотизировать – словом, тебе все по силам. Слыхала я, будто ты даже свекра запрягла работать у вас в лавке.
– Ты не расслышала.
– Не стану спорить. Ты способна на многое, будь твоя воля. Ты можешь разбить семью. Признаю. Но я устала бояться. И потому обращаюсь к тебе.
– Говори яснее, Диди.
– Мне страшно. И все же я еще раз спрашиваю, все ли драгоценности ты продала?
– К чему ты клонишь?
– Слыхала я, будто ты обзавелась солидной лавкой. А на это нужна уйма денег.
– Деньги я выручила, когда продала мои собственные драгоценности. А о других я понятия не имею.
– Я не прошу делиться со мной. Не злись. Я умоляю. Если у тебя еще осталось хоть что-нибудь, пожалуйста, дай мне самую малость.
Я понимала: алчность хуже страха. Алчность учит нас превозмогать страх, но не побеждать. Моя невестка боялась меня, но одолеть собственную алчность не могла.
Она снова утерла слезы. И сказала:
– Бог тебе судья во всех твоих делах. Только не забудь про нас. Мой муж очень смущается. И не может сам просить тебя. Он пребывает в крайней нужде. И меня вот-вот перестанут пользовать.
– Не такой уж он старый. И мог бы сам зарабатывать на жизнь.
– Зарабатывать на жизнь? Как?
– Первым делом он должен почувствовать потребность в работе.
Она мельком глянула на меня. Должно быть, от отчаяния. В ее мимолетном взгляде я уловила ненависть, отвращение и страх.
Она снова отвернулась и сказала:
– Он человек не очень образованный. Кто ж возьмет на работу неуча? Да и шкатулки с драгоценностями нам не перепало, чтоб свою лавку открыть. Говоришь потребность? Да ему ничего не светит, даже если б она у него была. Он только и знает, что твердит: Фучу хорошо устроился, вон, гляди, они деньги лопатой гребут, а нам остается лишь смотреть. Потому-то я и умоляю тебя.
– И что же он собирается делать?
– Что-то да собирается. Почем я знаю.
Немного помолчав, она тихим голосом проговорила:
– Это ты отравила Пишиму и прибрала к рукам шкатулку с драгоценностями, но я никому не рассказала. Храню эту тайну в себе, как скорпионша – яд. И ты должна меня благодарить.
