Граго с искаженным ненавистью гадким лицом стукнул кулаком себя по бедру в бессильной пока ярости.
— Нас здесь более тьмы! — крикнул он. — Ни ты, ни твой Дракон не заслуживают пощады! Молись своему Дракону, седой! Ваши стены перестанут быть для нас преградой ведь на нашей стороне благословенная Небом сила!
— Я не вижу здесь никого благословенного небом! Только одного колдуна и если это он, то тебя крепко надули! — Реваз ухватился за каменный выступ поудобнее и прокричал еще громче: — Вот что я тебе скажу, мальчик! Очень скоро все закончится и я самолично запихну тебе в зад все колдовские побрякушки которые найду у этой черной обезьяны!
Этих оскорблений для горячей крови степняка, привыкшего за обиду резать жилы и всем подряд доказывать что он мужчина, оказалось более чем достаточно. Но Граго только засмеялся:
— Слова старика! Учти я не щажу никого! Не пройдет и трех дней как ты будешь висеть на крюке! А этот город слезами станет чествовать нового хозяина! Хана Токтаха! И его покровителя Саламата Черного!
Слова зловещим предзнаменованием отразились от стен, и имя Саламата эхом пронеслось по безмолвным рядам посерьезневших в момент ветеранов. Саламат Черный враг Дракона Триградья. Он творит чудовищ, которые страшны как слуги Мракогляда. Это его твари воруют детей по ночам.
— Неожиданно, — Крейган всеми силами постарался не выдать волнения и даже смятения охватившего его от одного лишь звука имени их будущего врага. — Этот почище Лиса будет.
Реваз не ответил. Он провожал глазами стремительно удаляющегося багряного ворона. Похоже птицу вспугнули громкие крики людей.
— Так и не довелось пообщаться.
— А пока вы там приготовитесь к смерти, мы, как вежливые гости преподнесем вам один из запасенных подарков! Я все сказал! — Граго повернул коня и поскакал к своему войску, на скаку подавая руками резкие сигналы. За ним последовали остальные — наемник напоследок нашел кого-то на стене глазами и медленно провел по горлу ребром ладони.
Не успели они добраться до своего стана, как в белых рядах наметилось слаженное движение и к городским воротам медленно направилась широкая повозка, накрытая белым полотнищем. Чем ближе она подползала, влачимая двумя полуиздохшими клячами тем большее напряжение зрело во взглядах на неё направленных. Становилось заметно как трясется, отнюдь не от холода однорукий калека-возница. Как очень странно подергивается полотнище скрывающее содержимое телеги.
— Стой! — крикнул Реваз когда до городских ворот осталось несколько шагов. Извозчик, предстал перед ними во всей красе, своего уродства. Он был еще молод, не смотря на увечья и иссекшие кожу рубцы. Парень неловко натянул поводья и с мольбой взглянул вверх. Не на людей. В распахнутое над головами небо.
