Мать приняла за чистую монету выдумку о флоте.
Рано утром, после того как Ерка убил ее своим сообщением, она собралась в магазин, вытирая слезы и спеша спрятать глаза от дома на службе. Шла она, не евши, а Ерке оставляла на полочке последний кусок хлеба, как будто намереваясь тронуть сына самопожертвованием.
Ерка, заметив это намерение матери, вскочил с сундука, на котором еще ежился после первых просонок, и истерически попробовал прикрикнуть:
— Еще новости, — чтобы не евши работать! Я лучше сдохну, а не буду все одно есть хлеб, увидишь! Если ты не ешь, то и я не буду… Я не лучше тебя. Возьми половину хлеба себе. Подкидывальщица!
Но «подкидывальщица»-горемыка, видевшая когда-то лучшую жизнь, отчаялась в человеческой доле для себя и не хотела, чтобы мальчуган остался до следующего дня голодным. Напустив на себя грубость, она осадила малыша.
— Не выкомаривай на прощанье еще! Довольно что одним порадовал мать. Мучитель!
Ерка осекся, почувствовав, как у него защемило что то на душе, когда он увидел у матери слезы, и сел на сундук.
Мать еще раз взглянула на него, буркнула что-то о помощнике-сыночке и вышла.
Ерка посидел немного. Когда он почувствовал, что хочет есть, он взглянул на остаток лежавшей на полочке булки, но только досадливо хлопнул глазами, свирепо начал одеваться, а затем схватился за книжку, предварительно заперев дверь, за которой начинался шум являвшихся к печке для стряпни женщин.
Каморка выходила в кухню. Половина женского населения всего дома в течение дня толкалась возле Еркиной двери.
О, как не любил это обывательское соседство пионер!
Только что успокоился и сосредоточился на занятии Ерка, как в кухню вошел встреченный ироническими взглядами какой то салопницы с яичницей и советской дамы с шипевшей в кастрюле бараниной, пожилой житель чердака, заштатный захудалый музыкант, являвшийся полупокровителем Еркиной матери.
Ерка, сталкиваясь с этим типом, догадывался о зависимости его матери от чердачного квартиранта и кажется только ждал случая, чтобы публично излить против него свою ненависть.
А нищеватый, но привязчивый музыкант, чувствуя что от беспокойного пионера ему может влететь, старался не попадаться Ерке на глаза, если не вынуждала к этому необходимость.
Но разве знаешь, где упадешь?
Музыкант, рассчитывая спозаранок застать Еркину мать, стукнул тихонько в дверь, откуда слышалось какое-то бормотанье.
Бормотанье стихло.
Музыкант еще раз стукнул.
— Кто?! — рявкнул вопросительно Ерка, высовывая голову.
