— Слышь-ка, печник, тебя звать-то как?
— Александр!
— Как раз, как раз, праздник нонче, тезку твоего, Александра Невского поминают, — закивал головой дед и оглянувшись чуть слышно сказал, — не реагировай! Не ори, молчи, я буду на тебя ворчать, погромче, а ты слушай. — И дед, повысив голос, начал: — Вот, совсем дело плохо движется, что я хозяину скажу, впору кажин день замерять твою работу, — и тихо добавил, — слышь-ка, наши хрицу под Москвой прикурить дали, отступили они. А и замерю, штоба за неделю доложил верх, неча морозить хоромины!
У печника выпал из рук мастерок. — Врёшь? — наклоняясь за ним, спросил печник.
— Тю, дурень, у меня самого сын и внук незнамо где…
— Ладно, дед, я постараюсь доложить, — проскрипел пленный, услышав шаги.
Дед важно задрал бороденку, пошел дальше, на кухне шепнул пару слов Стеше, и постоянно насупленная, неразговорчивая Стеша, оглянувшись, расцеловала деда в обе щеки.
— Будет и на нашей улице праздник!
А вечером к Крутовым, как часто бывало, заглянул Ганс. Немцы привыкли, что он постоянно бывает у них и не обращали внимания, да что могут сделать бравому немецкому солдату две бабенки и два ребенка?
Ганс как-то печально вздохнул: — Гроссмутти, Стьеша, русс зольдатен пуф-пуф. Дойч зольдатен филе капут. Москау нихт, дойч зольдатен, отстюплени, — еле выговорил он мудреное слово.
— Врёшь? — спросила Стешка.
Найн, найн, — замахал руками Ганс, — не врьёш.
И наутро вся деревня знала, что немцам дали по зубам под Москвой. Бунчук, нажравшись с горя самогонки, проболтался при Агашке, а та и разнесла по деревне. Люди, зная её неуёмную страсть к сплетням, ничего не говорили ей в ответ, только у многих после её ухода светлели лица.
Мороз лютовал, мерзли люди, мерзли птицы и особенно мерзли немцы — замотанные до самых глаз в платки, одевавшие под свои серые шинели ватники и душегрейки, отобранные у деревенских, они напоминали пугало. Краузе разрешил оставаться на ночь живущим на дальнем от усадьбы конце деревни, в двух уже отремонтированных, пока без мебели, комнатах. Печник доделывал вторую печь, первая успешно топилась, и люди, сбившись в кучки, сидели, тихонько переговариваясь, многие уже дремали, а печник все работал, замазывая глиной последние швы.
Никто не заводил разговор о своих родимых, больше говорили о морозах, что даже для России казались небывало лютыми. — Намедни вот, воробья нашла на дороге, замерзшего, — сказал Кириллиха, живущая в самой дальней хате. Да, лютует генерал Мороз, а впереди ещё Рожественские и Крещенские морозы.
