Была еще одна причина для беспокойства. Русские офицеры, почти все до единого, монархисты, и все они похожи на детей в своей приверженности этому принципу. Кто-то шепнет одному из них, что князь Кропоткин жив и его видели на границе с Россией. «О! – воскликнет он. – Значит, адмирал передаст власть Кропоткину сразу же, как услышит, что он жив!» На следующий день ему скажут, что князь вовсе не воин, и его энтузиазм тут же пропадет. Потом прибудут какие-нибудь британские поставки, и он снова готов во всем полагаться на союзников. Еще через несколько дней выяснится, что правительство не признано другими державами, как ему хотелось, и он проклянет эти державы и сделается угрюм. Потом он услышит в ресторане, что Дмитрий Павлович скрывается в Сибири под видом крестьянина, и придет в такой же восторг, как пастухи при виде Вифлеемской звезды. Каждая возможная – или невозможная – персона в подлунном мире становится для него потенциальным спасителем отечества, но ему никогда не приходит в голову, что он и его товарищи сами могут спасти его. Русский офицер и вправду «просто прекрасный, большой, храбрый, любящий ребенок и ничего больше». Если бы «Путешествия Гулливера» были переведены на русский язык, они наверняка имели бы огромный успех. По сравнению с историями, ходившими в Омске и вообще в Сибири, сказки «Тысяча одной ночи» показались бы лишенным воображения пересказом обыденных событий.
Следующие два эпизода, взятые из моего дневника, относятся к тому же времени.
«1 февраля 1919 года. Вчера ночью три большевиц-ких лазутчика, переодетые русскими солдатами, проникли в офицерские квартиры 1-го и 2-го Сибирских полков. Первым свидетельством того, что происходит нечто из ряда вон выходящее, стала быстрая револьверная стрельба внутри. Караул схватил одного из фальшивых солдат, когда он попытался выбежать из здания. Меньше чем за две минуты лазутчики подстрелили пять офицеров, два из которых получили смертельные ранения в живот. Одного из лазутчиков застрелили насмерть, второго поймали, третьему удалось уйти. Пойманного били кнутом, и после сотого удара он выдал весь план заговора. После его признания было произведено более пятидесяти арестов, и в Омске снова стало тихо».
«3 февраля 1919 года. Из Владивостока только что прибыл лейтенант Мунро с подарками от дам Шанхая, Гонконга и Сингапура. У меня не хватает слов, чтобы описать чувства офицеров и солдат, когда в этом холодном недружелюбном климате они получили знаки любви и внимания от своих землячек. Такие акты женственности, хотя и являются результатом работы немногих, рождают прекрасные чувства ко всем представительницам женского пола. То, как самый простой томми смотрит на маленькую фланелевую мочалку, обшитую руками, не привычными к работе, и спрашивает, не могу ли я передать леди его благодарность, трогает до самого сердца».
