Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919 | страница 69



В то время положение дел в России было таково, что задержка даже на четыре дня могла оказаться фатальной, и, если бы ничего не делалось четыре месяца, нас должны были бы вышвырнуть из страны.

Обнаружив, что ревность союзников так велика, что способна пустить на ветер все их усилия, сначала генерал Болдырев, а потом его преемник Верховный правитель начали своими силами формировать войска для защиты людей и их собственности. Эта войска были плохо экипированы и недисциплинированны – совсем не та армия, которая получилась бы, если бы генералу Ноксу позволили реализовать свой план, – но они выполняли свой долг, они взяли Пермь, и к тому моменту, когда на сцене появился генерал Жа-нен, их численность возросла до 200 с лишним тысяч.

Когда генерал Жанен явился к Верховному правителю с приказам от Союзного совета взять на себя командование союзными и русскими силами в Сибири, его встретил решительный отказ Омского правительства.

Со мной консультировались по этому вопросу, и я смог указать на причины отказа. Позиция Омского правительства была очень простой: «Если бы генерал Нокс или любой другой союзный командующий организовал и экипировал новую русскую армию, он, естественно, контролировал бы ее до тех пор, когда правительство России станет настолько сильным, чтобы взять на себя всю полноту ответственности. Франция не позволила этому случиться, поэтому мы взяли эту обязанность на себя. Учитывая, что мы сформировали собственную армию в собственной стране, предложение, что нас надо заставить передать ее под командование нерусского офицера, звучит неслыханно. Это стало бы унижением достоинства российского правительства и подорвало бы его престиж в глазах народа».

От этой позиции они уже никогда не отступали. Но своим неуклюжим шагом союзники поставили генерала Жанена, который был блестящим и способным офицером, в не самое выгодное положение.

Как я уже говорил, когда Колчак взял на себя верховную власть, Болдырев был на уфимском фронте. Он остался там по договоренности с Чешским национальным советом и членами Учредительного собрания на пять или шесть дней, ни словом не обмолвившись о своих намерениях. Это имело критическое значение для Колчака, который не знал ни что он делает, ни что собирается сделать. Горячие головы советовали действовать немедленно, но я предложил проявить осторожность. Нам неизвестен предмет переговоров Болдырева, как и то, вел ли он вообще какие-то переговоры, но одно мы действительно знали: генералу Дутову, командовавшему русскими войсками южнее Уфы, поступили из Уфы некоторые предложения, и он ответил, советуя Болдыреву быть осторожным, поскольку из надежного источника ему известно, что за Колчаком стоят англичане. Это заявление, как мне говорили, произвело на уфимских заговорщиков эффект разорвавшейся бомбы, и вскоре генерал Болдырев вернулся в Омск. Там он побеседовал с Колчаком как с Верховным правителем и предоставил удовлетворительные объяснения относительно своего отсутствия. Ему был предложен пост, от которого он отказался, заявив, что хочет уехать из страны. Так он и сделал, не веря, что диктатура поможет России преодолеть трудности. Его просьба была удовлетворена, и на том закончилась встреча, разительно отличавшаяся от той, что состоялась между этими двумя людьми в Петропавловске всего несколькими днями раньше.