— Переехать к тебе — значит начать жить только для себя... а жить только для себя я не умею, да и не умела никогда.
— Я это знаю, тетя Катя, — отозвалась Настенька покорно. — И ничего-то с вами не поделаешь.
А когда пошла оттепель и серые, словно невыспавшиеся дни стояли над Орском, Екатерина Ильинична сказала раз:
— Не обижайся, Настенька, но пора мне и в путь. Дочкам своим напиши, что кланяется — уж и не знаю, кем прихожусь им, бабкой, что ли... напиши от моего имени, чтобы не забывали мать, я теперь твою жизнь знаю, шитьем костюмов для спектаклей не заполнишь ее, и мне тоже пора подумать, как жить дальше.
Екатерина Ильинична вернулась в Москву в начале холодного, дождливого апреля, несколько дней приводила в порядок свою комнату, а однажды утром села в метро, доехала до станции «Сокол», пересела в автобус и приехала в свою больницу. Новая гардеробщица не знала ее, Екатерина Ильинична разделась, как посетительница, поднялась на второй этаж с его длинным коридором и палатами по обе стороны. В коридоре, как всегда, стояли металлические каталки, на которых возили в операционную больных, а в конце коридора стояло на своем постоянном месте кресло с передачами, но в нем чаще посиживал кто-нибудь с книгой в руках.
За полтора года были уже, очевидно, некоторые перемены: у стола, за которым дежурили обычно по очереди две славные девушки — медицинские сестры Вера и Надя, — сейчас сидела незнакомая женщина в очках. Зато у второго поста сидела Леля Настурциева, которую Екатерина Ильинична знала еще совсем юной, та воскликнула: «Екатерина Ильинична!» — и кинулась целовать ее.
— Ну, как же вы, где вы теперь?
— Нигде, Лелечка... а нельзя быть нигде, — сказала Екатерина Ильинична грустно.
И они вспомнили многое и поговорили о многом, Леля рассказала все новости, а когда пошла по палатам, Екатерина Ильинична села в холле в одно из кресел. В круглом шаре-аквариуме шевелили плавниками золотые рыбки и стремительно, словно ими выстреливали, проносились маленькие, перламутровые, похожие на часовые стрелки.
Некоторое время спустя один из больных подвел к соседнему креслу плохо видевшего или даже полуслепого человека, и тот нащупал локотники кресла, прежде чем сесть.
Екатерина Ильинична сначала не решилась спросить, но потом спросила все же:
— Что у вас с глазами?
— С глазами у меня неважно... а тут еще и по другому поводу приходится маяться. Вы тоже на излечении? — поинтересовался он.
