Это был и призыв к народам присоединяться к русской революции и устанавливать справедливый порядок на земле — мир без угнетателей, вечное царство социализма (как прочны были холопские привычки: ведь именно царство социализма!).
Но Троцкий руководствовался и противоположными мотивами. Правда, они являлись следствием центральной посылки — о мировой революции. Троцкий не видел в тех условиях, Которые тогда сложились, возможности выжить русской революции. В этом, кстати, Троцкий признается сам несколько лет спустя. Он скажет: по-настоящему в конечную победу верил лишь Ленин, все остальные большевики (из тех, что составляли верхушку партии) считали ее нереальной. Соответственно этому и строил поведение Лев Давидович: хлопнуть дверью, распалить народы новым призывом, превратить переговоры в самую яркую кампанию против империализма — сейчас, издалека, это мнится неким ребячеством.
Это было противоречивое поведение, ибо определялось взаимоисключающими мотивами. И все же ведущим настроением являлось неверие в победу. Слишком грозная обстановка складывалась к началу 1918 г. Выжить в ней рабоче-крестьянскому государству сложно, практически невозможно! И это настроение не одного Троцкого. Ленин тоже допускал гибель революции, но при этом сохранял веру в конечную победу и определенную вероятность все же выжить, надо только биться.
Доказательством тому, что Лев Давидович стоял именно на этих позициях, — факты. На решающем голосовании в ЦК РКП(б) 18 февраля 1918 г. Троцкий в числе семи, включая Ленина, голосует за немедленное заключение мира. Против заключения подано четыре голоса, воздержались тоже четверо…
Генерал-майор царской службы Самойло еще задолго до первой мировой войны занимался вопросами военной разведки. Поэтому имел более профессиональное представление о тех людях, которые стояли во главе германской и австрийской армий.
Александр Александрович принял революцию. В 1948 г. в чине генерал-лейтенанта авиации вышел в отставку, имея два ордена Ленина и четыре — Красного Знамени.
А тогда Александр Александрович принял участие в Брест-Литовских переговорах. Генерал Гофман благоволил к бывшему царскому генералу и часто с ним беседовал. Откровения Гофмана заходили порой далеко — что ему стесняться поверженного противника?..
«Надо сказать, что о Гофмане я уже давно составил себе совершенно определенное представление как об одном из наиболее даровитых немецких военачальников. Подобно тому как в австрийской армии я привык считать центральной фигурой начальника Генерального штаба Конрада фон Гетцендорфа, так у немцев за последнее время мое внимание сосредоточивалось на деятельности и личности генерала Гофмана. Как начальник штаба Восточного (русского) фронта он в моих глазах превосходил и Фалькенгайна (начальника штаба Верховного главнокомандующего), и всех других немецких стратегов, не исключая Гинденбурга и Людендорфа, своим умением правильно оценивать обстановку. Все это настраивало меня внимательно присматриваться к Гофману по приезде в Брест…
