Нет, не понял Троцкий того, что затевал Сталин.
Как мы видим, корень решения вопроса с ростом бюрократии виделся вождям в создании очередной комиссии. Это даже как-то огорчает. Тут надо съезд созывать, в основу учения поправки вводить, а они… раковую опухоль принимают за прыщик. Ну да Бог с этим, но они ведь даже в Чижикове не разглядели того жуткого, культового, что присуще партии, как человеку под солнцем — тень. Они даже себя не сумели защитить. После данного эпизода об их провидчестве начинаешь думать даже как-то нехорошо… Ведь они так до сих пор и создают по каждому поводу комиссии. А следовало создать одну, всего одну: на предмет изучения правомочности всех этих людей решать судьбу России и заводить ее в тупик государственной катастрофы. Неужто это не было видно — чудовищная искусственность всей социалистической конструкции, ее совершенная нежизненность, непригодность. Только величайшим принуждением всего народа она могла стоять, не рушиться на головы своих создателей. Неужто им это не было видно и насилие государства над людьми они принимали за естественное функционирование государственной системы?
Нет, ничего не видели.
Были уверены, что строят новое. Раздвинут это новое — а там укатанные рельсы в социализм и всеобщее счастье…
И слепо, упорно втискивали жизнь в свои схемы. Плоть народа трещала, исходила кровью, мучительно вдавливаясь в назначенный Лениным шаблон…
А тогда Ленин согласился с оценкой Троцкого и предложил блок Ленин — Троцкий против Сталина.
Поздно. Над Лениным сомкнулось безмолвие. Троцкий остался один.
Опираясь на медицинское заключение, Сталин повел загон против Троцкого. Ленин не оправится, это живой труп, не более. Уста его не разомкнутся для связной бегущей речи. В лучшем случае он издаст мычание…
Таким образом, разногласия между Лениным и Троцким явились для Чижикова Божьим знамением. Вполне возможно, именно эта комбинация подарила ему тот прием (то знаменитое сказочное заклинание, которым он отворял все двери власти), которым он с завидным постоянством уничтожит всех соперников. Господи, он даже не удосужится внести в него что-нибудь новое, будет всех их стравливать, давить одним приемом.
Он бил их по частям. Изолировал жертву и объединял всех против нее, суля всем, кто участвовал в очередном загоне, благоденствие после уничтожения жертвы или жертв. Если надо — покупал новыми назначениями, идейные ограничивались пафосными разговорами о коммунистическом завтра и важности единства партии. И вся славная партийная гвардия уничтожала своих же вчерашних товарищей одного за другим, пока не пожрала самое себя. У Сталина были все основания презирать ее. Всех: и убитых, и тех, кому в ничтожном меньшинстве была сохранена жизнь, но не просто так, а чаще всего ценой потери достоинства. Но что такое достоинство? Это значит, что они признавали за Сталиным право убивать. Значит, предавали тех, кого убивали. Они все были предателями, и прежде всего — народа. Зато покупали себе жизнь.
