Выходцев из рабочих и крестьян в руководстве партии не водилось. В верхушке партии их можно было счесть по пальцам, а из самых крупных, пожалуй, только Рыков и Калинин. С собственной точкой зрения, опытом рабочей жизни, тяжким тюремным образованием — так один Рыков. Алексей Иванович и перед вождем спину не гнул, хотя был его первым заместителем в Совете Народных Комиссаров.
Не отметить эту особенность большевизма, который все ставил именно на пролетарскую диктатуру, просто невозможно. За это самое происхождение будут терзать до смерти сотни тысяч людей (за дворянское или буржуазное, разумеется). После десятки лет будут сводить людей со свету анкетами с их распинающей строчкой — «происхождение». Нет, исключения были, но это — исключения. Основная же масса легла в землю.
Сила этих революционеров заключалась в умении использовать неустойчивую, переломную обстановку мировой войны, в готовности к любым обещаниям (после можно силой отнимать хлеб, как в эпоху военного коммунизма, всех и всё принуждать силой), а главное — проливать кровь. Ни одна политическая группировка в истории из существовавших дотоле не была так теоретически подготовлена к пролитию любого количества крови, как большевики. Это было первым пунктом их доктрины. Никакая буржуазия со всеми своими диктаторами-кровопийцами, выдвигаемыми историей в критические моменты, не может сравниться по решимости пускать кровь (причем безразлично чью) с большевиками, приспособившими для этого определенную часть рабочего класса.
Это был и есть центральный программный пункт ленинцев. Поначалу они гордо именовали его диктатурой пролетариата, прятался же за ней самый оголтелый и примитивный террор верхов партии.
Еще бы, всех вырежешь из несогласных и самостоятельных — поневоле станешь и правым и хозяином… то есть ленинским руководством партии… Нет, окупались сидение в библиотеках, возы книг и близорукость от книг…
В автобиографии Карла Бернгардовича всего ярче — самолюбование, игривая развязанность: во какой я! Слов нет, находчив был и неглуп. И еще в этом исповедании недоумение, даже не оно, а оторопь: что случилось, почему отодвинули от любимого дела — руководства революциями и вообще народами? Ведь священнодействовал-то с согласия и по поручениям Ленина…
Весь этот авантюризм соответствовал догмам о европейской и всемирной революциях. Мировая же война озлобила народы до крайности. Здесь не только Ленин со своим профессорским багажом, но и шут сойдет за пророка, коли наладится кричать о самом больном.
