— Ну, пойдем, я выпущу тебя через черный ход. Пройдешь двор, поверни направо и будешь на другой улице. Звать-то как тебя?
— Максим, — ответил повеселевший юноша.
— Ну, прощай!
— Стой! Стой! — метнулся за ним парень. — Кого же мне благодарить-то?
— Тезку своего — Максима!
* * *
По городу поползли слухи: «Известное духовное лицо укрывает дезертиров…» Говорили, будто на квартире у протодьякона укрывается чуть не целый взвод…
Об этом Максиму Дормидонтовичу поведала Александра Михайловна.
Вот почему, оказывается, некоторые знакомые, пряча глаза, еле отвечали на его поклон!
— Что же ты молчишь? — тронула мужа за плечо Александра Михайловна. — Что думаешь делать?
— Я? — удивился Максим Дормидонтович. — Ничего! Пусть обыщут квартиру и убедятся, что никого нет.
— А если спросят, куда ты его дел, ведь придется сказать?
— Придется?!. Вот, смотри, — и Максим Дормидонтович сложил свою сильную крестьянскую руку в кукиш, Михайлова потребовал к себе архиерей.
— Как это вы стали «притчей во языцех?» — задал он вопрос, прикрывая глаза тонкими голубоватыми веками.
— Если бьют человека, мне кажется, долг пастыря — заступиться за него, — полувопросительно ответил протодьякон.
— На вас тут еще есть жалобы, — как бы не слыша его, продолжал архиерей. — Но мир суетен, я не придаю им значения.
Архиерей открыл глаза и пошевелил пальцами рук. У него болели суставы, и ему было совсем не до молодого протодьякона с его дезертирами…
— В чем же меня еще обвиняют?
— Говорят, что новую власть не почитаете, через открытые окна слышно, как песни, арии любовные распеваете. Не положено это духовному лицу!
Колчаковцев протодьякон действительно не почитал и сторонился. Ему рассказывали, что в «ставке правителя Сибири» командуют иностранные офицеры, а русские белогвардейцы торгуют своей Родиной. В напряжении и тревоге тянулось время. Наконец, стали приходить радостные вести: колчаковцы под натиском красных отступают. Вскоре фронт приблизился к Омску.
Неожиданно Максима Дормидонтовича вызвали к военному коменданту. Михайлов забеспокоился, а лотом решил: «Все равно: двум смертям не бывать, а одной не миновать!»…
— Вы удивлены, что я пригласил вас? — приподымаясь в кресле, спросил полковник с маленькими, глубоко сидящими глазками, с безволосой и круглой, как бильярдный шар, головой, поставленной на высокой неподвижной шее. Их разделял огромный стол, беспорядочно заваленный папками.
— Не скрою, удивился.
— Так вот, — полковник скользнул взглядом по циферблату массивных комнатных часов. — Мы скоро уходим из Омска. Конечно, ненадолго, сами понимаете! И хотим на это время вас с собой взять. Не оставлять же вас у большевиков.
