— Возьми меня с собой, — попросил он Фаддея.
— Зачем? — спросил тот настороженно.
— Хочу видеть мастера, научившего колокола петь…
Фаддей рассказал Максиму, что раньше Калинкий жил в деревне, но хозяйством почти не занимался, а целые дни играл на балалайке и гармонике. За пристрастие к музыке его называли «тронутым». Но он не обижался, потому что знал: ему дано слышать и понимать то, что для других недоступно.
Однажды летом, когда все были в поле на работе, в деревне случился пожар. День был ветреный, и вся деревня сгорела дотла. Калинкий, как был в одной рубахе и портках, так и пришел в монастырь, где сразу же приохотился к колоколам.
На колокольню они поднялись в самый разгар службы. Колокола гудели, что-то выговаривая. Между ними метался щупленький человечек. Ветер раздувал на его затылке гривку волос, фигура выглядела смешно, налицо было строгое и одухотворенное. Максиму вспомнились слова Ивана Куприяновича: «Всякий пляшет, да не как скоморох».
Колокола стали звучать тише и, наконец, совсем умолкли. Калинкий бессильно опустился на кирпичи, сложенные в углу колокольни. Взгляд его остановился на Максиме.
— Давно собираюсь тебя повидать, очень твоим голосом заинтересован, — сказал Калинкий.
Калинкия интересовали его нижние ноты.
— Уж ты мне потяни вот эту ноту, — просил он, стараясь изобразить своим голоском нечто напоминающее нижнее «соль».
Максим поделился с Калинкием мечтой о музыкальной школе. Тот со вздохом сказал:
— И не думай об этом! Старайся лучше выйти в дьяконы, с твоим голосом цены тебе не будет! — и предупредил: — Держись подальше от монастырской братии, а то они всему научат: и водку пить, и курить, а это для голоса одна гибель!
Максим зачастил в гости на колокольню.
* * *
Максим стал замечать, что Фаддей иногда ходит с заплаканными глазами. Толстые, улыбчивые губы — и те погрустнели, сложенные в печальную, недоуменную гримасу.
— Чего это у тебя глаза на болото переехали?
Фаддей дернул острым, худым плечом и ничего не ответил. Но Максим был настойчив.
— Дядя Калинкий, ты не знаешь, отчего Фаддей заплаканный ходит? Может быть, его кто-нибудь обижает?
— Книгу мы читаем, он над ней и плачет. Только, я смотрю, не слезами обливаться надо, а сердцем крепчать от таких книг!
— А что это за книга такая?
— Максима Горького, «В людях».
— Дай и мне почитать.
— Закончим, тогда дам. Только не потеряй. Вот и сейчас читать будем!
Максим остался послушать.
Когда пришел Фаддей, Калинкий начал читать вслух. Потрескивала свеча. Голос Калинкия звучал особенно трогательно. Максим присел на полу у двери. То, что читал Калинкий, было хорошо знакомо Максиму.
