— Можно, я попробую пропеть?
— Пробуй, коли выйдет.
Максим запел: «Чуют правду…».
«Я тебе покажу, как недозволенные песни распевать», — злобно подумал Орефий. Через несколько минут он был в келье регента.
— Максим и Мокий около пруда поют светские недозволенные песни, против царя!
Лицо регента оставалось бесстрастным.
— Позови сюда Максима, — подумав, сказал он.
— Нет! Нет! Только не я. Не хочу, чтобы он узнал… у него такая сила, он убьет меня…
— Ничего, позови его! — и, глядя вслед Орефию, подумал: «Шкодлив, как кошка, труслив, как заяц!».
«Преступников» Орефий повстречал по дороге к монастырю.
— Ты куда, фискал, бежишь? — крикнул Мокий.
— А вы разве не видали отца регента, он вас ищет… И мне наказывал, если встречу вас, к нему послать, он у себя…
— Мне, меня, вас, — передразнил Мокий и сказал Максиму:
— Видно, ты ему понадобился, сходи.
Максим ушел.
— Постой! Постой! — схватил Мокий за руку собравшегося улизнуть Орефия.
— Как же ты говорил, что отца регента по дороге встретил, а сейчас выходит, что он у себя в келье сидит и нас дожидается?
Орефий вырвался и пустился наутек.
— Держи его, держи! — кричал вслед Мокий.
Максим вернулся скоро.
— Ну, что? — спросил Мокий, глядя на спокойное, немного побледневшее лицо своего товарища.
— Да ничего! — усаживаясь на скамейку, отвечал Максим. — Видишь ли, Орефий сообщил регенту, что мы поем недозволенные песни, да еще будто против царя. Ну, я, конечно, показал, какие это песни. Мелентий меня выругал, что из головы светское выбросить не могу. Ты, говорит, уже взрослый и должен уметь управлять своими желаниями.
— Может, и насчет курсов теперь хлопотать не захочет, — забеспокоился практичный Мокий.
— Нет, наоборот! Надо, говорит, скорее хлопотать… Наказывал Орефия не трогать, говорит: «Будь выше этого»… Я обещал, только для вида, конечно. Когда-нибудь, с глазу на глаз, я ему покажу «недозволенные песни», он у меня под них попляшет!
* * *
Фаддей каждый день куда-то исчезал. Максима взяло любопытство, и он спросил его об этом.
— На-кысь, чего выдумал! Никуда я не исчезаю, леший я, что ли?
— Ты у меня спроси, — вмешался Орефий, — куда этот пентюх ходит. На колокольне пропадает, у звонаря. Видел, небось, такой маленький, на козявку похожий. Калинкием звать. Правда, звонарь первый на всю губернию. В престольный праздник его даже к «Воскресению» возили звонить.
После того разговора Максим стал прислушиваться к колокольному звону и удивлялся: как можно было раньше не услышать такой красоты! Колокола словно пели человеческими голосами, то низкими, то высокими, то сливались в один аккорд.
