— Вы когда решили кончать со мной?
— Торопишься? — Сапар усмехнулся.
— А чего ж тянуть, раз дело решенное?.. Развязал бы мне руки, а…
Сапар со вздохом поднялся.
— Развяжу, только дурить не вздумай! Все равно не уйти! Всадят пулю в затылок!
Превозмогая нестерпимую боль, я расправил затекшие руки.
Сапар молча взглянул на приоткрытые ворота загона. Посидел немного, встал и направился к выходу. Пройдя шагов десять, он вдруг резко повернул назад и, подойдя ко мне, поднял с земли шерстяную веревку.
— Ну, отдохнули руки?
— Отдохнули. Вяжи!
Я заложил руки за спину. Все это походило на игру, только слишком хмурое у него было лицо…
Руки он мне связал всерьез, пожалуй, туже, чем было, два раза перехлестнул запястья. И стянул на совесть.
— Ты все-таки не очень, Сапар!.. Не хворост вяжешь! И плечо у меня, видишь?..
Ворота со скрипом отворились. Мы разом повернули головы. В загон вошла женщина, прикрывая лицо халатом.
— Мать! — в ужасе прошептал Сапар.
Женщина медленно приближалась к нам.
— Несчастный! — сказала она низким, почти мужским голосом. — Почему ты не отправил его в ад?!
— Я, мама…
Сапар суетился возле матери, как напроказивший мальчишка, который никак не может придумать оправдание.
Женщина приоткрыла лицо и в упор взглянула на сына. Тот затих, увял под ее взглядом, как срубленное в жару деревце. Но мать не собиралась щадить его.
— Может, тебе пули жалко для убийцы? Может, забыл, что брат тебе вместо отца? Что ни днем, ни ночью покоя не знал, тебе добывая кусок хлеба! На его могиле еще земля не высохла, а ты уже забыл!
Голос ее дрогнул, она замолчала. Сапар хотел что-то сказать, но старая женщина промолвила:
— Уйди с моих глаз долой!
Я взглянул на Сапара. «Ну что мне делать?» — было написано на его виноватом лице.
Женщина тряхнула головой, откидывая на спину халат, и подошла ко мне.
— Он слаб, — сказала она, глядя мне прямо в глаза. — Я сама убью тебя! И пусть земля развернется под тобою!
Слезы катились из ее глаз и скрывались в глубоких морщинах. Большие руки, торчавшие из рукавов домотканого платья, мелко дрожали, некрасивые жесткие пальцы то сжимались в кулак, то разжимались. Гнев ее уже остыл, обессиленная, она дрожала, как дрожит человек, упавший в студеную воду.
— Мать! — сказал я. — Я готов принять смерть. Пусть сердце твое успокоится местью!
Она зашаталась, закрыла руками глаза и стала оседать на землю. Сапар подхватил ее.
— Мама, ты что?.. Мама!
Она не отвечала. Лицо ее побелело, на морщинистом лбу выступили капли пота. Потом поднялась. Лицо ее сделалось холодным, мертвым.
