— Не ищи, — Якуб рассмеялся, — у меня твоему ножу спокойней.
Пот выступил у меня на лбу. Я в ярости отшвырнул халат.
— Украл?
— Можно и так выразиться. — Он смотрел на меня с наглой ухмылкой, подкидывая на ладони нож, нестерпимо блестевший на солнце. — Нож у меня, значит, и сила у меня, и жить мы сейчас будем по моей справедливости. Захочу, прирежу тебя. Между прочим, будь нож в твоих руках, ты меня, возможно, уже прикончил бы!..
— Ничего… Ты не уйдешь от расплаты. Ответишь за невинную кровь! За все ответишь!
— Я тебя не буду убивать, — продолжал Якуб, словно бы и не слыша моих выкриков. — В конце концов ведь только благодаря тебе я спасся от смерти… Добро за добро — закон мужественных. Не так ли?
— Отдай нож!
— Я не самоубийца.
— Ты трус!
— Не думаю. — Якуб облизнул губы, причмокнул, с тоской огляделся по сторонам. — Где же все-таки взять годы? Так ведь и сдохнуть можно…
Я скрипел зубами от бессильной ярости. «Ничего, ничего, — думал я, — тебе, Якуб, все равно деваться некуда. В степи сразу поймают, в деревне Осман-бай со своими людьми… А мне на руку, что Осман-бай остановился в этой деревне, скорее Сапара разыщу. Как стемнеет, двинусь. Сделаю вид, что за водой… Разыщу Сапара и приведу сюда — вот он, убийца твоего брата!»
Ширли появился, едва начало смеркаться. Под мышкой у него торчал чурек, в руках — кувшин с водой. Я сразу припал к воде. Только напившись, я заметил, что мальчик запыхался.
— Ты что? За тобой гнались?
Ширли покачал головой.
— Нет. Меня никто не видел. Просто… Осман-бай в деревню приехал! С нукерами. Они человека какого-то привезли… Расстреливать будут! Посреди деревни.
— Откуда ты знаешь?
— Все говорят, — мальчик умоляюще взглянул на меня. — Дядя, неужели застрелят?
— Могут, Ширли… Они свое дело знают. Ладно, пойдем в деревню. Будь что будет…
Деревня раскинулась в низине, на краю песков, укрытая густыми садами. Сады сливались один с другим, и сейчас, в сумерках, казалось, что над домами а кибитками нависла тяжелая, темная туча.
По улицам разъезжали всадники. Возле одного из самых больших дворов на поросшем верблюжьей колючкой пустыре толпился народ.
Крестьяне сходились на пустырь медленно, не спеша. Из кибиток, расставленных в узких проулках, струился вверх остро пахнущий кизячный дымок. Проехали на ишаках два старика, мальчонка провал верблюдицу… Где-то прокричал осел, отрывисто гавкнула собака… С байского двора потянуло жареным мясом. Я втянул в себя обольстительный запах и проглотил слюну.
