— Ты где теперь живешь, Ширли?
— У дяди. Вон его кибитка, рядом с нашей.
Мальчик указал на несколько ветхих черных кибиток, притулившихся с краю деревни, почти у самого кладбища.
— Тебе бы сейчас дома побыть, Ширли…
Мальчик молча поднял на меня глаза.
— Я приду. Обязательно приду! И кувшин принесу, не бойся! Иди, Ширли!
Я проводил мальчика, надвинул шапку на самые глаза и пошел туда, где собирался народ.
Байский двор был обнесен толстой, выше человеческого роста стеной. В глубине меж раскидистыми карагачами красовался большой дом с надстройкой. Хорошо виден был расписной карниз веранды. Во дворе жарили мясо, много мяса, дым огромною очага столбом поднимался к небу.
Остановившись в сторонке, я внимательно разглядывал всадников Осман-бая. Сапара не было видно. Тревога начала закрадываться мне в душу…
На пустыре уже полно народу. В толпе несколько пожилых женщин, снуют босые, запыленные ребятишки, а больше всего стариков и мужчин в годах — молодые сюда редко ходят.
Люди настороженно молчат. Появится кто-нибудь, поздоровается с теми, кто стоит рядом, и замолкнет, опустив голову… Сразу видно, что пришли сюда не по доброй воле и хорошего никто не ждет.
«Это стадо в любую сторону гнать можно, была бы палка в руках!» — вспомнил я. Похоже на правду. Палка в руках Осман-бая — и десятки людей, сознавая свое бессилие, стоят и ждут, что он скажет…
И все-таки Якуб врет! Будь они заодно с Осман-баем, лица у них сейчас сияли бы довольством, ведь человек, которого бай хочет казнить, шел против его справедливости! Осман-бай рад, что захватил врага, а народ, похоже, не очень…
С громким скрипом растворились большие деревянные ворота, и на пустырь выехал всадник на красивом вороном жеребце. Я сразу узнал Осман-бая. Невысокий, узкоплечий. За поясом шелкового полосатого халата наган. Он окинул взором собравшихся и направил коня в самую гущу толпы.
Осман-бая сопровождал высокий осанистый человек с пышной черной бородой. Я понял, что это Мурад-бай, хозяин красивого дома.
Несколько минут прошло в молчании. И вдруг толпа разом подалась вперед. Нукеры Осман-бая вывели из ворот какого-то юношу. Руки его были связаны за спиной. Он шел, низко опустив голову, ни на кого не глядя. Сапар! Так вот кого хочет расстрелять Осман-бай! Не в силах сдержаться, я обернулся к стоявшему рядом старику.
— Отец, в чем его обвиняют?
Тот неодобрительно покосился на меня.
— Не торопись. Сейчас скажут.
Я начал оглядывать людей, неужели Сапару никто не сочувствует?
