. Надпись была сделана человеком образованным, видимо не охранником. А вот каких-либо латышских надписей, следов пребывания настоящих латышей в доме найдено не было.
Следствие во главе с Н. А. Соколовым быстро выяснило, что среди команды, как оно сочло, из 10 человек половину составляли русские, а остальные 5 человек — нерусские. Оно выяснило, что Юровский говорил с ними то ли на немецком, то ли на идиш, а возможно, на разных языках с разными лицами. Один работник ВЧК (о нем шла и еще пойдет речь далее), уполномоченный Я. М. Свердлова и Ф. Э. Дзержинского, прибывший в Екатеринбург, бывавший в доме Ипатьева, также отмечал, что Юровский его принял за немца и заговорил с ним «на немецком языке», а с Голощекиным они разговаривали «между собой» «не на немецком языке, а на идиш»>141. Юровский в свое время около года прожил в Германии, в эмиграции, и усвоил в какой-то мере немецкий язык. Надо полагать, что латышского языка Юровский не знал. Да и вряд ли понадобилось бы прибегать к нему, если бы команда состояла из латышей, — на разговорном уровне русским они все же все владели. Не знал, конечно, Юровский и венгерского. Но венгры, подданные Австро-Венгерской Габсбургской империи в нескольких поколениях, знали немецкий язык, тем более военнослужащие (он был для них вторым родным). Так что Юровский мог разговаривать и с немцами, и с мадьярами, но только на немецком. Однако, если среди охранников-иностранцев или прибывавших в дом лиц были и евреи, мог также пригодиться идиш, которым Юровский, очевидно, владел лучше. Обращает на себя внимание одно из показаний Якимова: «А один был, который с Юровским говорил не по-русски, но и не так, как говорили между собой «латыши», а как-то по-другому как будто бы по-«жидовски», но точно этого сказать не могу. Утверждаю лишь, что один такой латыш был, который говорил именно с Юровским не так, как говорили между собой латыши. Из себя этот «латыш» был лет 30, низенький, плотный, нос имел длинный, волосы, глаза и брови черные, уши большие, бороду брил, усы черные, средней величины, лицом смуглый. Похож он был на еврея»>142. Может быть, речь идет не просто об австрийском немце или мадьяре, а о еврее, которых в Австро-Венгрии было очень много? Возможно, этот человек был вовсе не членом команды, а упомянутым уполномоченным из Москвы. А коль скоро половину команды, то есть 4-5 человек, составляли австро-венгерские военнопленные, о чем явно свидетельствуют рассмотренные нами данные, то возникает вопрос: мог ли быть среди них хотя бы один латыш? Думается, это исключено. Зачем, спрашивается, в такую маленькую группу чекистов включать еще и латыша, усложнять ситуацию, общение?
