его слышит: не может заснуть вместе с Шубертом и ждет, когда же он закончится, по крайней мере, конец ей известен, он предназначен
ей… но не только это: если смотреть от стола, то есть оттуда, где он
был, то у всех точек, на которых останавливался ее взгляд, был точно определенный
порядок, привычный, ненавязчивый, но заметный: стол мужчины, не поднимающего глаз, разве что на миг — к морю и обратно; стол, за которым сидят сестры, одну из них она знает достаточно
близко; еще один столик, точно в центре, всегда пустой, обтекаемый со всех сторон, как одинокий остров, течением многих взглядов, за него никто не садится; еще один, там сидят четыре женщины, а там — четверо мужчин, двух из них она знает в лицо, других узнает со спины, по лысинам на их головах, обращенным прямо к ней, словно слепые глаза… и еще много того, что можно видеть
точно в определенном ракурсе… профили, глаза, руки… их подносят ко рту… сами рты, ритмично оживающие с каждым новым куском, жесты досады, безразличия, невротические жесты, господин с тиком, веки, которые опускаются, когда взгляды встречаются, но все же у них — лишь полуприкрытые, в отличие от ее век — опущенных… тела, входящие в столовую и запомнившиеся в ожидаемых формах, походках, вон тот мужчина прихрамывает и опирается на трость с золотым набалдашником, который он стискивает в ладони, а под тонкой рубашкой при каждом шаге мускулы приходят в движение, соответствующее тяжести тела, она помнит само это движение, не лицо, женщина в очень короткой юбке, неплохо смотрится, раньше она могла себе представить, какой та видит себя в данный момент, сейчас ей этого уже не дано… и
точно определенная часть моря, которое
точно в этот час гаснет и сливается с небом…
она даже не знает, куда ей сейчас идти,
ее столика нет,
нет моего столика…
нет, он там, но всё выглядит как-то иначе, кто-то что-то изменил. Столов стало меньше, наверное, некоторые пациенты уехали, часть столов вынесли, а все оставшиеся заняты… столы расставлены кругами, в непривычном порядке, на определенном расстоянии от стен и от углов и сходятся к центру, а в середине только один пустой стол — пустой стол — она бы никогда там не села, слишком уж на виду, немыслимо, но, похоже, почти везде всё занято, по крайней мере, на первый взгляд, который, обежав весь зал, установил:
моего столика нет,
а она неподвижно стояла в метре-другом от дверей, после того как сначала уверенно направилась к своему месту, а его-то и нет нигде, а теперь остановилась… и зачем нужно было всё так запутать? она не знает, почему выбрала именно это место, никто его ей
