но она и не могла бы забыть,
ми минор принесла мне Маджини, эта прелестная Маджини с самым невероятным, как утверждает ее муж, звуком, которую она все же выиграла сама, действительно выиграла, как он ей и обещал, словно и это знал,
он все знает, и на всякий случай она сделала один шаг в сторону от палочки, совсем чуть-чуть…
allegro molto appassionato…
… была последняя мысль Вирджинии, с усилием вернувшейся туда, где ей и надлежало быть, и в этот момент кларнеты и фаготы взорвали тишину, литавры поддержали их и вся нота растворилась в жужжании скрипок — раз два три четыре — какие-то опоздавшие зрители нарушили уже успокоившееся пространство передних рядов — раз два — больше ждать нельзя… и в миг, когда она бросилась в струящиеся звуки, все ее мысли растаяли, палочке дирижера пришлось самой разграфлять следующие друг за другом объемы звучности, а Вирджиния окунулась в собственное ощущение времени и меры… какой-то частичкой своего сознания поняв, ну вот, все идет как надо, и даже ощутив благодатное дыхание зала, единственное, что могла себе позволить… и вдруг ее охватило другое чувство, недопустимое, недозволенное, постороннее, связанное каким-то образом с пространством вокруг нее и местом, которое она сама заняла, — палочка капельмейстера дотянулась до нее, потом пошла вверх, словно хотела догнать ее триоли, сыпавшиеся со струн одна за другой в неудержимом беге… но нет, ее не интересовали триоли, она явно хотела коснуться пряди ее волос, которая, наверное, выбилась сзади, нежно щекоча спину, несмотря на сеточку, которая совсем незаметно придерживала волосы, — так это она, ее прядь, была целью…
продолжая играть, Вирджиния шагнула вперед, словно не в силах от волнения справиться со своим телом… но нет, не это… ее вдруг охватило холодное, пронзительное чувство тревоги, воздух вокруг ее головы, зажатый между палочкой дирижера и смычком первой скрипки, которая танцует совсем рядом, неотрывно следит, преследуя ее, пошел кру́гом… спасения нет… она навсегда погружена в это сладострастно сосредоточенное в себе ми, где всё превращается во время и так неустойчиво волнуется…
… ее пальцы на одно совсем крохотное мгновение поддались этой волнообразной неуверенности в себе, но, очевидно, только она одна уловила звук их неустойчивости… потом они подчинились холодной дрожи, резкой судорогой охватившей ее тело, и она продолжала играть как всегда, только гораздо точнее, тоньше, методичнее, звуки отчетливо вплетались в пространство вокруг нее, совсем ясные, видимые, строгие, а ее взгляд, обычно обращенный внутрь, в средоточие звуков, словно бы следовал за ними и видел всё — лица людей в зале, калейдоскоп выражений, в которых отражалась она, их глаза, руки… и тона, именно тона без звука…
