— Сударыня! — сухо ответил Голуа. — Здесь секретное помещение министерства и вход частным лицам безусловно воспрещен. Я сейчас отопру дверь, которую вы захлопнули так неосторожно, и провожу вас к нашему сторожу. Его жена поможет вам в смысле костюма, а Жозеф известит ваших домашних по телефону, если только провод не испорчен.
Голуа стал шарить в жилеточном кармане, потом в пиджаке, в брюках. Руки его заметно дрожали, лицо побледнело…
Ключа нигде не было.
II
— Что случилось?
— Большое несчастье, сударыня! Я, очевидно, оставил ключ в замке снаружи, а вы захлопнули дверь.
— Позовите сторожа!
— К сожалению, сударыня, отсюда не проведено ни звонков, ни телефона.
— Вот это мило! Не оставаться же мне здесь с вами запертой, быть может, три-четыре часа, пока придут.
— Положение гораздо хуже, сударыня. Вспомните хорошенько, не захлопнули ли вы и предыдущей двери?
— Да, мне все казалось, что за мною кто-то гонится.
— Ну, в таком случае нас может спасти только чудо.
— Как? Что вы сказали?
— Я говорю, сударыня, что время, когда нас отсюда выпустят, совершенно неизвестно. Вся надежда на то, что сторож, которого я, кстати сказать, отпустил до утра, обратит внимание на ключ, торчащий в замке. Но, так как захлопнута и главная дверь, ведущая в архив, от которой ключ у меня в кармане, то Жозеф подумает, конечно, что я ушел, и не будет беспокоиться.
— Но ведь в архив ходят и другие?
— Очень редко. Иногда сюда не заглядывают по неделям.
— Ах, Боже мой! Но постойте, постойте: вас непременно хватятся дома, прибегут сюда…
— Я холост и одинок, сударыня!
— Но на службе? Вы не являетесь, вас будут искать.
— Едва ли. Отсутствие объяснят наводнением. Возможно, что чиновники и совсем перестанут ходить в министерство до спада воды.
— Надо звать, кричать, стучать!
— Бесполезно, сударыня, нас никто не услышит.
Дама закрыла лицо руками. Послышались рыдания.
Голуа не мог бы вспомнить, когда он видел близко плачущую женщину, и женские слезы произвели на него сильнейшее впечатление.
Решительно не зная, чем помочь, чем утешить, он стал гладить ее осторожно по плечам, приговаривая:
— Успокойтесь, сударыня, успокойтесь. Дело как-нибудь уладится. Немножко терпения.
Голуа придумывал слова утешения, но деревянный сухой голос парализовал все его усилия.
— Я вспомнил, что завтра наверняка зайдут в архив по одному важному делу, — сочинил он с места.
Дама встрепенулась, опустила руки, на ее заплаканном лице блеснула надежда.
— Вы не обманываете?
